— Но вы же могли аннулировать дарственную? — сказала равнодушно герцогиня.
— Знаете, мне тогда думалось — я ж вам слово дал — помните письмо?.. и потом — ну аннулирую я дарственную, и тогда меня с вами вообще ничего как бы связывать не будет.
— Письмо помню, — обронила герцогиня. «Надо бы повыбрасывать старый хлам из шкатулок» — подумалось ей некстати.
— А Лотецки мне еще сказал, что медальон Уильяма на девочку собственноручно надел. Тут у меня в голове все от ревности совсем уж помутилось…
— Ваш Лотецки — лжец, — спокойно отвечала герцогиня, — нет у Эделии никакого медальона. Помню, приносил посланец какой-то медальон, только пропал он, медальон этот, украли, верно. И носит его теперь какая-нибудь обозная маркитантка… — с прозрением, неведомым даже ей самой, добавила Корделия.
— Послушайте, кн… граф, а как Эделия у вас оказалась? — спросила герцогиня, чтобы просто поддержать разговор.
— Да слух прошел, — помедлив, ответил граф. — Один из имперских гюнтеров — мне друг. Ну… не друг, а так… услуги оказывает… Но и он толком ничего не знал, только было такое подозрение, что Руперт, барон фон Мюнстер, в Рим едет, чтобы с папой договориться о разводе Арнульфа. Ну а дальше ясно становилось: Руперт договаривается с папой, император разводится, женится на Эделии и подгребает под себя всю Хельветию. Это ли не лучшее доказательство того, что Эделия — дочь Уильяма? И захотелось мне выведать все у фон Мюнстера… я стороной слыхал, что он недалек весьма. Ну я ему тут всякие ставил ловушки… а с ним Эделия оказалась… — граф смолк, чувствуя, что говорит путано.
Однако герцогиню, похоже, объяснение графа вполне устроило. Опять воцарилось тягостное молчание.
— Теперь, я, конечно, понимаю, — продолжал граф с неожиданной смелостью, — предполагать, что Эделия не моя дочь, было просто глупо… Я же чувствую голос крови!
— Конечно, — откликнулась герцогиня, — а выслушать меня вам никогда не приходило в голову!
— Я был уверен, что вы обманете меня! Вы провели тогда ночь с Уильямом. — начал было Хираго, и вдруг остановился… Когда — тогда? Было ли все это или приснилось ему в длинном кошмарном сне?
— Я не была у Уильяма. Я подослала ему свою камеристку. Мне казалось это такой забавной шуткой, — устало сказала герцогиня. — Я думала поделиться ею с вами при случае… чтобы вместе посмеяться… как же все глупо…
Собеседники погрузились в какое-то уж вовсе беспросветное молчание.
Неожиданно дверь скрипнула, на пороге появилась Строфокамилла.
— Ваше сиятельство, ваша дочь проснулась. — Строфокамилле явно не терпелось остаться с графом наедине.
Герцогиня, кивнув графу на прощание, быстро вышла из комнаты. Оба расстались с явным облегчением.
Строфокамилла поинтересовалась, не хочет ли граф легкий поздний ужин. Это неожиданное заявление вдруг растрогало графа. «А что, — вдруг подумалось ему, — а почему бы и нет? А вот возьму и женюсь! Ну вздорная она, конечно, но зато добрая. И никаких! Да! Никаких страстей!!!»
— Не откажусь, — сказал он, улыбаясь, — и, душенька-голубушка, вы уже обдумали подвенечное платье? Следующее воскресенье-то — не за горами!
65
17 июня, 9 часов вечера
Герцогиня вошла в спальню Эделии.
— Маменька, — девушка приподнялась на подушках, — маменька, простите меня…
Сердце герцогини сжалось горечью и состраданием. Теперь, когда румянец сна слетел с ее щек, Эделия выглядела бледненькой и осунувшейся. Стало вдруг заметно, насколько ее изменили испытания последних нескольких дней. Она повзрослела, из глаз смотрела зрелая, взрослая печаль. Нет, это была уже не та девочка, что стремглав бросилась на помощь неведомой сказочной принцессе.
— Молчи, дитя, молчи, это ты меня прости, — от умиления собственной добротой и великодушием герцогиню просквозила судорога слезы, — теперь, — шептала она, — теперь все будет иначе.
И как бы в доказательство своих слов, герцогиня взяла стоявшую на комоде вазочку хельветской майолики и с наслаждением хватила ее о стену.
66