17 июня, половина девятого вечера
Карл остолбенело глядел на медальон.
— Тот самый… — мрачно проговорил он. — Все-таки значит, ты королевская дочка, хоть и незаконная. Ну, и что теперь делать? Пошли-ка спать, утром рассудим.
И он уныло зашагал к берегу небольшой заболоченной речушки, где стоял отведенный им шатерчик. Эрнестина последовала за ним, ошеломленная широким разбросом своих жизненных ролей. Детство, проведенное у цыган, было хоть и нелегким, но довольно беззаботным, пока не пришла пора зарабатывать на жизнь. Потом череда пестрых, не запомнившихся приключений. Вдруг незаметную маркитантку роты лучников нанимают какие-то всесильные люди, и в течение некоторого времени она вживается в роль принцессы Хельветии. Ее даже подучили манерам и политесу, и она старалась. Хотя все время было страшновато, тянуло на волю, да и молчаливый дюк пугал. Потом суматоха в имении Глорио, отравления, растерянность, бегство… и она опять становится неприкаянной и бесприютной.
Теперь этот смешной и трогательный человек, который так по-детски обрадовался, что она не принцесса. Он заставил девушку впервые вообразить себя дородной матроной в чистеньком домике, окруженной ухоженными детишками. Это было смешно, но неожиданно тронуло ее сердце. Тихая пристань и надежная гавань. Да и сам он был даже симпатичен, у него были какие-то свои странные невзгоды, и очень хотелось его защитить и оберечь. И вот — караван, направляющийся в Тулузу, нелюбопытные спутники и слабая надежда на новую жизнь.
А тут вдруг это письмо, медальон… Опять судьба делает кувырок, как не в меру разошедшийся шут… И она опять знатная дама, на сей раз настоящая. Хотя и незаконная. Ну да это не помеха, известны случаи, когда бастарды добивались и славы, и положения, и свет забывал, что они бастарды.
Вопрос в том, хочет ли она добиваться. Бороться, травить кого-то в буквальном и переносном смысле, карабкаться наверх, умышлять планы, вербовать сторонников, топить противников, торжествовать и опять бороться. Видение чистенькой аптеки на кривой улице, залитой солнцем, померкло, затем засветилось снова.
Эрнестина влезла в палатку вслед за Карлом. Он покопался в своем мешке, что-то достал, и посмотрел на нее. Его глаза горели мрачным пламенем отчаяния.
— Ну, раз уж я начал, надо рассказывать все, — угрюмо сказал он. — Коли батюшка мой в такие дела замешан, может и это имеет к тебе отношение.
Он протянул ей белую вазочку с красивым синим узором. Узкое горлышко было залито свинцовой печатью.
— Что это? — спросила она, взяв штуковину. — Распечатывал?
— Нет. Эту штуку мой батюшка незадолго до смерти прикопал в саду. Потом, когда я письмо-то прочел, стал я задумываться и разные странности вспоминать, и припомнил, что копал он что-то, озираясь, таясь. И я вернулся в наш старый дом и принялся искать. Долго искал, место-то я плохо помнил. Но наконец нашел вот эту штуку, завернутую в ветошь. Распечатывать я побоялся, все думал надо сначала разузнать, что это и чье оно. Да так и не разузнал. Золота там быть не может, маленькая она, легкая. Верней всего — опять письмо какое. Лучше б я и того письма не читал! — вырвалось у него неожиданно отчаянно.
— Тайны, тайны… Карл, милый, (он встрепенулся при слове «милый» и вскинул голову), тебе не хочется, чтоб я была знатной дамой?
— Ты еще спрашиваешь! — он снова насупился. — А я-то так мечтал… Размечтался, дурак…
— Тогда дай мне эту вещицу.
Он протянул ей вазочку:
— Распечатаем?
— Кто знает, какие еще тайны она хранит? — задумчиво сказала Несси. И вдруг сняла с шеи злополучный медальон, обмотала цепочку вокруг горлышка вазочки, и выскочила из палатки. Карл рванулся за ней. Она подбежала к болотистому бережку, размахнулась… и всплеск воды на краткий миг утихомирил неистовое вечернее кваканье громкоголосых падуанских лягушек.
67
17 июня, час до полуночи
Руперт пришел в себя в темном амбаре. Пахло сыростью. Болела голова, к тому же она отчего-то была мокрая. Он попробовал встать и застонал.
— Лежи, не вставай! — услыхал он горячий шепот и прохлада женских рук нежно, но сильно уложила его обратно. — После такого удара по голове надо отлежаться, не то никуда ты потом не сгодишься.
— Где я? — прохрипел Руперт. — Почему?
— В амбаре у Глорио. Его проклятые косоглазые стражники нас повязали в кабаке и тут заперли. Говорят, приказ. Лежи, лежи. Ночь на дворе. А у тебя голова. — И Крисмегильда ловко приложила к его затылку мокрую тряпку.
— Не лежать… бежать… — прохрипел Руперт. — Смываться надо…