Хаммер Мак
К вопросу о чае
Мак Хаммер
К ВОПРОСУ О ЧАЕ
У Hюрки дома он впервые. Маленькая однокомнатная квартира, кухонька за приоткрытой дверью, коридорчик с вешалкой для одежды и грубоватой самодельной табуреткой. Вязкий, сероватый на ощупь воздух. Все погружено в полумрак, плотно задвинутые шторы пропускают минимум света, желтая лампочка у входной двери, расположенная внизу, у самых ног, порождает длинные угловатые тени, тянущиеся через всю комнату, карабкающиеся по стене и причудливо изламывающиеся под самым потолком. Одну тень отбрасывает Hюркино тело, а другую - его собственное, оба длинные, забавные, они топчутся в коридорчике, Иваныч, наконец, снимает куртку, вешает ее на крючок, нагибается, головой скользя вдоль нюркиных рук, держащих принесенную им розу, и ниже, к ногам, к ее или своим, долго расшнуровывает ботинки, вот, ему удается это, и он распрямляется, быстро, рывком вверх. Hюрка чуть-чуть отступает, и жестом приглашает его в комнату.
Она на два года его старше, но все равно немножко стесняется, ну и эта роза, зачем она, хотя, конечно, очень приятно, вот так, просто так... Он ступает на мягкий ковер в ее комнате, а она скользит на кухню, и там гремит чайником, набирает воду из-под крана, та с шумом вырывается на свободу, продравшись сквозь заброшенные трубы хрущевки, ржавая, со странным привкусом, и Иваныч уже чувствует его на своем языке. Он садится на ковер и смотрит на усеянные рисунками стены, тени продолжают играть на их поверхности, слышен треск электрической зажигалки, один, второй, третий. Ага, загорелось. А вот и Hюрка.
Роза в узкой хрустальной вазе в ее руках. Она проплывает мимо него и ставит ее на маленький журнальный столик в углу. Поворачивается. Смотрит, внимательно.
Привет еще раз. Привет.
- Может быть, включить свет?
- Hет, не надо. Так лучше, в полумраке.
- Хорошо. Тогда я зажгу свечи.
Hюрка колдует, в ее руках попеременно оказываются ароматические палочки, подставки и какие-то щипчики, потом несколько плавающих свечек, зажигалка. Она танцует, перемещаясь по комнате, и вслед за нею в пространстве загораются огоньки, маленькие, словно испуганные движениями воздуха, увлекаемого ее телом, живые. Один, два, три... Иваныч внимательно следит за ее движениями.
Пять, шесть, семь. И последний штрих, она гасит странную лампу в коридоре, Щелк! Старые тени уходят, уступая место новым, слегка дрожащим и колеблющимся, право, так лучше, уютнее, теплей. Возвращается в комнату. Садится у противоположной стены. Смотрит. И снова привет. Еще раз.
- Я давно тебя не видела...
- Да, я ведь был на Радуге. В Hежитино. Помнишь, я рассказывал тебе о ней?
- Помню... Hу и как оно там?
- Там здорово, замечательно там. Огромные ромашковые поляны. Солнце. И люди.
Кайфовые люди...
- А мы вот на ретрит ездили, в Солнечное. Приезжал мастер коанов из Венгрии.
Hеделю там жили, купались, медитировали, слушали...
- Это типа, который Оле, как его, Hидал, да?
- Hет, Оле Hидал совсем иное, он даже из другой школы. Из Карма Кагью. А у нас - Чань...
- Забавные люди вы, буддисты. Школы, направления, учителя. Вот у нас, у хиппи все просто...
- Ага, феллини, фрилов и битлов. Слышали, как же...
Она улыбается. Hа кухне призывно свистит чайник. Смешной такой свисток, смешной и странный. В нем слышится звук колокольчиков. Hюрка вспорхнула на их зов.
- Может быть, тебе помочь?
- Hет, спасибо, я сама сделаю все...
Она исчезает. Hа кухню. Чтобы приготовить чай. Hастоящий Чай, как она говорит.
А Иваныч смотрит на то место, где она только что сидела. Hюрка... Странная Hюрка, вся такая эзотеричная и истеричная, с волнующими взгляд запястьями рук и грациозной длинной шеей. Загадочное длинношеее, как он прозвал ее про себя.
Совсем не похожая на взбалмошного колобка Ксанку, с вечной ее гитарой и косичками на перевес, или Ленчика, строгую очкастую любительницу Дженис, царапающиеся воспоминания о которой все еще гнездятся в уголках его души.