Литературовед хотел было спросить, как это может объяснить странные метаморфозы, происшедшие с мясом и картошкой, но вовремя остановился. Жена оттолкнула его в сторону и, сухо сказав: «Извини», нажала четвертую кнопку. Раздался какой-то лязг, и стали слышны частые негромкие удары.
– Видишь, – сказала жена. – Режет хлеб.
– Хотел бы я знать, что там сейчас делается внутри, – глубокомысленно сказал Литературовед.
Жена не ответила.
– Почему-то не загорается лампочка, – сказал Литературовед.
Машина стучала и пофыркивала, и это длилось довольно долго, так что Литературовед начал уже обдумывать вопрос, на что нужно нажать, чтобы ее остановить. Потом машина издала приятный для слуха звон и принялась мигать красной лампочкой, не переставая жужжать и стучать.
– Я всегда думал, – сказал Литературовед, глядя на часы, – что приготовить гуляш легче, чем нарезать хлеб.
– А куда ты, собственно, спешишь? – осведомилась жена.
Это был резонный вопрос. Спешить было совершенно некуда.
Через три минуты Литературовед обошел машину и заглянул внутрь. Он не увидел ровным счетом ничего такого, что могло бы послужить пищей для размышлений. Ничего такого, что могло бы послужить просто пищей, он тоже не увидел. Поднявшись, он встретился глазами с женой и в ответ на ее вопрошающий взгляд покачал головой.
– Там все в порядке, – сказал он. Он ничем не рисковал, делая это заявление. Оставалось еще две неисследованные кнопки, а также масса всевозможных сочетаний.
– Ты не могла бы ее остановить? – спросил он жену. Жена не ответила, и некоторое время они еще стояли в ожидании, глядя, как машина мигает лампочками – белой и красной попеременно.
Потом жена протянула руку и ткнула пальцем в самую верхнюю кнопку. Раздался звон, и машина остановилась. Стало тихо.
– Хорошо как, – невольно сказал Литературовед. Было слышно, как ветер шумит кустами и стрекочут кузнечики.
– Куда ты девал ящик? Горе мое! – сказала жена. Он испуганно оглянулся и увидел, что ящик стоит на столе среди тарелок.
– А что такое? – спросил он.
– Ты же забыл вставить на место ящик, и теперь я не знаю, где нарезанный хлеб.
Литературовед обошел машину кругом и заглянул в оба окна – справа и слева. Хлеба не было. Он со страхом посмотрел на черную глубокую щель в машине, где раньше был ящик.
Машина ответила угрожающим взглядом красной лампочки.
– М-может быть, мы обойдемся без? – спросил Литературовед неуверенно.
– Как так – без? Какой может быть обед без хлеба?
– А он вообще может быть? – спросил Литературовед и залез рукой в щель. Там было горячо, и он нащупал какие-то гладкие поверхности, но это был не хлеб. Он вытащил руку и пожал плечами.
– Нет хлеба, – сказал он и, став на колени, заглянул под машину. – Тут какой-то шланг, – сказал он.
– Что? – спросила жена. В голосе ее был ужас.
– Нет-нет, это не хлеб, – сказал он. – Успокойся. Это действительно шланг.
Литературовед вытащил из-под машины длинную гофрированную трубку с блестящим кольцом на конце.
– Глупый, – сказала жена. – Ты же не подключил к машине воду! Понимаешь – воду! Вот почему гуляш вышел таким…
– Н-да, – сказал Литературовед, косясь на останки гуляша. – Воды в нем действительно немного… Но где же все-таки хлеб?
– Ну, не все ли равно! – сказала жена весело. – Словно мы не можем сходить и купить еще хлеба. Смотри, вот я подключаю шланг к водопроводу.
– А может быть, не стоит? – с опаской сказал Литературовед.
– Что значит – не стоит! Сейчас я принесу овощи, а ты вставь ящик.
На этот раз машина, побужденная к действию нажатием первой кнопки сверху, работала секунд тридцать-сорок.
– Неужели борщ тоже выливается в ящик? – сказал муж, нерешительно берясь за ручки.
– Давай-давай, – сказала жена.
Ящик был до краев наполнен розовой кашей, лишенной запаха.
– Борщ украинский, – сказал Литературовед веско. – Это похоже на…
– Вижу сама, – сказала жена. – Иди немедленно к соседу.
Позови его. Он физик. Иди немедленно!
– Иду, – сказал он. В коридоре он заглянул в холодильник.
Холодильник был пуст.
– Войдите, – сказал голос Физика.
Литературовед вошел и, пораженный, остановился в дверях.
– Надеюсь, супруги с вами нет, – сказал Физик. – Я не одет.
На нем была плохо выглаженная рубаха и яркий галстук. Из-под рубахи торчали голые загорелые ноги. На полу по всей комнате были разложены какие-то странные детали и валялась мятая бумага. Физик сидел прямо на полу, держа в руках ящик с окошечками, в которых бегали световые зайчики.