– М-можно, – сказал он не очень уверенно.
– Скажите, Сергей Иванович, вы были женаты тогда, в своем веке?
«Пороть тебя некому!» – с чувством подумал Кондратьев и сказал сердито:
– Легко видеть, что не был.
– Почему это легко видеть?
– Потому что как бы я мог пойти в такую экспедицию, если б был женат?
Подошел океанский охотник Джонсон, который три года назад был строителем и сейчас взял на себя руководство работами, покивал одобрительно, погладил Кондратьева по спине, сказал: «О, вери, вер-ри гуд!» – и ушел.
– Тогда почему вы, Сергей Иванович, такой нелюдимый? Почему вы так боитесь женщин?
– Что? – Кондратьев перестал работать. – То есть как это – боюсь? Откуда это, собственно, следует?
«А ведь и вправду боюсь, – подумал он. – Вот ее боюсь. Все время привязывается и вышучивает. И все вокруг хохочут, а она нет. Только смотрит странными глазами».
– Дайте-ка насадку, – сказал он, сдвинув брови до упора. – Нет, не эту. На малую мощность. Спасибо.
– Я, наверное, неудачно выразилась, – сказала Ирина тихо. – Конечно, не боитесь. Просто сторонитесь. Я думала, может быть, тогда, в своем веке…
– Нет, – сказал он.
Она и говорила как-то странно.
– Сегодня вечером будем танцевать, – быстро сказала она. – Вы придете?
– Я же не умею, Ирина.
– Вот и хорошо, – сказала Ирина. – Это самое интересное.
Кондратьев промолчал, и до конца работы они больше не разговаривали.
Работа была закончена к вечеру. Затем было много шума и смеха, много плеска в бассейне и в ванных, и все сошлись в столовой, чистые, розовые, томные и зверски голодные. Ели много и вкусно, пили еще больше – вино и ананасный сок главным образом, затем стали танцевать. Ирина сразу вцепилась в Кондратьева и долго мучила его, показывая, с какой ноги надо выступать под левый ритм и почему нельзя делать шаг назад при правом ритме. Кондратьев никак не мог разобраться, что такое правый и левый ритмы, вспотел, рассердился и, крепко взяв Ирину за руку, вывел ее из толпы танцующих в коридор.
– Будет с меня.
– Еще немножко, – просительно сказала Ирина.
– Нет. У меня уже бока болят от толчков. А что я ног сегодня отдавил – счету нет…
Он повел ее по коридору, бессознательно прижимая ее руку к себе. Она молча шла за ним. Потом он вдруг остановился и нервно рассмеялся.
– Куда это я вас веду? – сказал он, глядя в сторону. – Идите, идите, танцуйте.
– А вы?
– А я… это… Да что я, пойду к старичкам, сыграю в го.
Они остановились посреди коридора. Из раскрытых дверей доносились звуки хориолы, кто-то пел сильным, свободным голосом:
– Джонсон поет, – тихо сказала Ирина. – Красиво поет Джонсон.
– Да, красиво, – согласился Кондратьев. – Но вы тоже красиво поете.
– Да? А где вы слыхали меня?
– Ну господи, да хотя бы месяц назад, когда ребята с комбината приходили в последний раз.
– И вы слушали?
– Я всегда слушаю, – уклончиво сказал Кондратьев. – Встану у себя в дверях и слушаю.
Она засмеялась:
– Если бы мы знали, мы обязательно…
– Что?
– Ничего.
Кондратьев насупился. Затем он встрепенулся и с изумлением осмотрелся. Да полно, он ли это? Стоит в коридоре, не зная, куда идти, не желая никуда идти, чего-то ожидая, что-то предчувствуя, чему-то странно радуясь… Наваждение. Колдовство. Эта синеглазая тощая девчонка. Праправнучка. Если бы у него были дети, это могла бы быть его собственная праправнучка.
Мимо пробежали юноша и девушка, оглянулись на них, подмигнули и скрылись в открытых дверях. Из дверей сейчас же донесся взрыв многоголосого хохота. Ирина словно очнулась.
– Пойдемте, – сказала она.
Кондратьев не спросил куда. Он просто пошел. И они пришли на «ловерс дайм». И сели в кресла под пахучей смолистой сосной. И над ними замигала мягко слабая газосветная лампа.
– Сергей Иванович, – сказала Ирина, – давайте помечтаем.
– В мои-то годы… – печально отозвался Кондратьев.
– Ага, в ваши. Очень интересно, о чем в ваши годы мечтают?
Положительно, никогда за свою жизнь Кондратьев не вел таких разговоров. Он удивился. Он до того удивился, что серьезно ответил:
– Я мечтаю добыть Моби Дика. Белого кашалота.
– Разве бывают белые кашалоты?
– Бывают. Должны быть. Я добуду белого кашалота и… это…
– Что?
– И все. Тогда моя мечта исполнится.
Ирина подумала. Затем сказала решительно:
– Нет. Это не мечта.
– Почему не мечта? Мечта.
– Не мечта.
– Ну, мне-то лучше знать…