Одним из возможных решений этой проблемы является постулирование двух различных единиц морфологической системы языка (и, соответственно, морфологического анализа): единицы более высокого ранга, лексемы, и единицы более низкого ранга, слова. На основании тождества строения основы разные словоформы сводятся к словам. Но основной единицей морфологической системы является не слово, а лексема. Большинство слов русского языка автоматически является и лексемами. Лишь в отдельных случаях лексема является объединением нескольких слов, которые: а) имеют одинаковую собственно-номинативную семантику и б) парадигматически комплементарны.
Итак, дом, стол, большой, смешно, сын, сыновья — это разные слова русского языка, при этом на более высоком уровне абстракции дом, стол, большой, смешно являются лексемами каждое само по себе, а слова сын и сыновья объединяются в одну лексему.
Следовательно, по нашему мнению, единицы морфологической системы качественно неоднородны. Необходимость разграничения двух единиц, слова и лексемы, связана с представлениями о языке как динамической системе иерархически связанных между собой подсистем (уровней языка); в современной лингвистике получила широкое распространение гипотеза о диалектическом взаимодействии единиц разных уровней языка: фонологического, морфемного, лексематического, синтаксического[16]. В свете этой перспективной гипотезы было бы совершенно неправомерно исключать из процедуры идентификации слова данные о морфемном составе основы. В то же время нельзя не принимать во внимание и возможность парадигматического объединения словоформ с разной основой. Теория бинарного противопоставления единиц морфологического уровня учитывает оба этих момента.
Отмеченное соотношение между словом и лексемой как двумя единицами одного яруса языка не является, на наш взгляд, уникальным в системе языка. Есть все основания полагать, что все языковые ярусы характеризуются таким же отношением единиц. Так, Р. И. Аванесов называет фонемой звуковую единицу, которая устанавливается с учетом как формальных, так и содержательных показателей (учитывается и физическая характеристика звука, и его роль в смыслоразличении). В то же время Р. И. Аванесов считает возможным говорить и о другой единице фонетического яруса — так называемом фонемном ряде, который выявляется исключительно на основании сведений функционального характера, при игнорировании формальных несоответствий[17].
Думается, что фонологическая теория Р. И. Аванесова более строго по сравнению с каноническим вариантом фонологии московской школы[18] описывает звуковой строй русского языка, поскольку при описании фонологической системы лишь в функциональном аспекте совершенно игнорируется звучание фонематических единиц, что вряд ли правомерно (как нецелесообразен и другой подход, с учетом лишь звучания, имеющий целью установление «звукотипов»). Очевидно, что принципы идентификации фонемы и фонемного ряда в концепции Р. И. Аванесова перекликаются с принципами установления слова и лексемы в нашем понимании.
На уровне морфем мы также наблюдаем аналогичное явление. Имеет смысл отличать морфонологические чередования алломорфов типа рук/руч, которые близки по форме и тождественны по значению, от варьирования морфемы такого, например, вида: бер/бр/бир/бор (ср. беру, брать, собирать, сбор), когда полностью меняется фонемный состав чередующихся морф. Как кажется, в свете тезиса о единстве формы и содержания и исходя из соотношений морфемы с фонемой и словом, вполне целесообразно разграничивать на уровне морфем единицы двух рангов: единицу, которая являлась бы объединением тождественных по семантике и формально близких морфов (чередование типа к/ч в рук/руч сопоставимо с варьированием флексии на уровне слова), и единицу, объединяющую морфы исключительно на основе их содержательной и функциональной тождественности и вопреки их формальному несходству. Однако этот вопрос, как и вопрос о выделении подобного соотношения единиц синтаксического уровня, требует дальнейшего обсуждения.
18
Ср., например,