– Ну чего ты орешь? – совсем тихо говорит Лань. – Отоспись, утром спокойно поговорим.
– Вот-вот, утром! Потом! Когда-нибудь! Черт возьми, Лань, я же не в койку к тебе лезу! Я как к другу пришел! Мне двадцать семь, а я себя стариком чувствую. Вы все чокнутые, вы на смерть с сияющими рожами идете. У меня руки дрожат, а у тебя на старте рот до ушей! Вы привыкли к смерти, привыкли убивать. Забыли, что жизнь – она только раз! Другого не будет…
– Выспись, Ник. Утром серьезно поговорим. – Забирает у меня распечатку, не взглянув убирает в секретер. Тянет меня к кровати.
– К черту утро! Прощай! – вырываю руку и вылетаю, хлопнув дверью. Шагаю по темным коридорам базы. Сворачиваю на развилках куда глаза глядят. Забредаю в бассейн. Темное зеркало воды, пара тусклых зеленоватых дежурных светильников. Чуть слышное бормотание фильтровальной установки. Тишина. Никогда не был здесь ночью. Озеро под луной… В жизни не видел ни одного озера. Десантники, может, видели. Но им там не до прелестей природы.
Медленно обхожу бассейн, забираюсь на двенадцатиметровую вышку. Никогда здесь не был. Днем – если сюда влезешь, то надо прыгать. А я не десантник. Сейчас – другое дело. Красиво. С высоты бассейн смотрится совсем не так, как снизу. Он кажется огромным.
Неужели никто до меня не задумывался над цифрами? Или гордость не позволяла отказаться? Боялись, что за трусов примут. А потом Бор вернулся из драйва, сел за стол и сказал: «Я больше в эти игры не играю». А я подумал, что он сломался. Ему надоело ставить жизнь на кон ради ложной гордости. Ради женщины – другое дело. Но за просто так – это же глупо!
Хорошо, Бор десантник. Последнее звено в цепочке. Уйдет, никто от этого не погибнет. Стартовики уйдут, тоже никто не погибнет. Энергетики могут уйти. Обесточат старт, и уйдут. Но я-то эндер! Что будет с десантом, если эндеры уйдут? Возвращается десантник в круг, а за пультом эндера – никого. Или – еще хуже – салажонок. «Если эндера нет на своем посту, значит ты не заметил конца света» – поговорка такая у десантников. Какого черта я в эндеры поперся? Надо было в сантехники идти. Унитазы чистить.
Надо меньше думать, вот в чем дело. Сиди, делай, что умеешь, и поменьше задавай вопросов. И все будет нормально. Не лезь в самые-самые, и нервы будут целы. Работай в кругу. Ну, не дальше двух тысяч. У тебя же руки дрожат. Любой медик справку даст, что тебе вообще за пульт садиться нельзя. И все у тебя будет на высшем уровне. И бабы будут – из стажерок, самые молоденькие, самые сочные, нетронутые. Какая же баба эндеру откажет?
Тошно?
Тогда тащи свою лямку и не рыпайся. Середины-то нет, парень. Или строй свое маленькое счастье в отдельно взятой каюте, или потом и кровью… Тебе еще повезло. Пот твой, а вот кровь – не твоя. Твоих друзей, которых ты зарезал. В десант-то побоялся идти. За пульт от трусости сел. Как увидел, какими десантники возвращаются. А тут – чисто, аккуратно. День работаешь, три отдыхаешь. Уважают все. Ты ведь так думал.
А в сантехники и сейчас не поздно. Лань в драйв, а ты – в сантехники. В дерьме тебе самое место. Подобное к подобному.
Не заметил, как уснул. Проснулся, когда освещение уже переключилось на утреннее. Все волшебство исчезло. Серые стены, серый потолок. Вода какая-то линялая… Куда делись красота и загадочность ночного озера? Тело болит и ноет. Спать на бетоне – это же надо догадаться! Хорошо, что не скатился. Мимо бассейна. Никто бы не поверил, что случайно. В одежде на вышку просто так не лезут.
Подхожу к лесенке и лезу вниз. На половине спуска вижу, что дверь открывается и в зал входит Мета. Вот дерьмо!
Резко разворачиваюсь и лезу наверх. Если она сейчас не уйдет, придется прыгать. Солдатиком. По другому не умею.
– Ник!!! Постой!!! Два слова! – бежит и лезет по опоре с ловкостью обезьяны. На верхней площадке мы оказываемся одновременно. Теперь придется прыгать. Стягиваю через голову рубашку.
– Черт бы тебя побрал, Мета. Я без плавок. На мне трусы семейные, а тут ты приперлась.
– Господи, Ник, тебя вся база разыскивает! Лань ночью приперлась к Бумеру, вытащила его из постели. Мы всю базу дважды обшарили. Где ты был?
Бедный Бумер. Дважды за ночь! На меня нападает нервный смех. Стягиваю штаны, путаюсь в них и скачу на одной ноге по краю трамплина. Мета – словно львица, готовая к прыжку. Не спускает с меня глаз. Делаю десяток приседаний, пару раз отжимаюсь от пола.
– Отвернулась бы ты, в самом деле. Я солдатиком прыгать буду. Смотреть не на что. – Иду к трамплину и, не останавливаясь, шагаю вниз. Вода больно бьет по подошвам, локтям, обжигает холодом. Трусы рвутся по шву. Придерживая их рукой, вылезаю из воды. Руки горят, словно по ним ремнем отхлестали. А так – совсем не страшно. Совсем не так страшно. Полторы секунды невесомости.
Мета спускается с вышки с моей одеждой в руках. По лесенке. Я из-за нее прыгнул. На подвиг пошел, трусов лишился, а она – по лесенке! Нет в жизни справедливости. Зачем я Бумеру понадобился? Двух мнений быть не может. Из-за распечатки.
– Видишь, что из-за тебя сделал, – ворчу на Мету, демонстрируя разорванные трусы. – Нельзя в трусах с двенадцати метров прыгать.
Отбираю штаны, поворачиваюсь к ней спиной и натягиваю на мокрое тело. Иду в раздевалку, сушу волосы под струей горячего воздуха.
– Извини, – говорит Мета. – Не знала, что ты по утрам голышом с вышки сигаешь. Скажи, а орган об воду не отбиваешь?
– Ехидна ты. Правильно тебя Бор хотел через «психушку» провести.
Мета вдруг взрывается.
– Не смей о Боре плохо говорить! Он чуткий, добрый! Вы его не понимаете!
Я с удивлением замираю с расческой в руках.
– Думаешь, психопрофиль действует? Нету психопрофиля. Бор любит меня. Ни один из вас, мужиков, так любить не умеет. Он пылинки с меня сдувает, на руках носит. – Мета постепенно успокаивается. – В постель кофе подает. Можешь не верить, но только на третью ночь меня взял. В первую я бы сорвалась… Ты у нас начитанный. Шекспира читал? «Любовью за любовь»? Вот это со мной и произошло.
– Я тоже Лани кофе в постель подавал, – вздыхаю я. – Ладно, все это в прошлом.
Сижу в релаксационной и философствую. На темы Марсизма-Лунанизма, неправильных планет с неправильными животными, черных дырок и прочего. Ни Марса, ни Луны в глаза не видел, но философствовать это не мешает. Зато планета эта самая что ни на есть неправильная! Впервые ее открыла и исследовала беспилотная станция дальнего поиска. Будь у нее сознание, она бы с катушек съехала. А так – нечего. Прилетела, доложила…
Сенсация первая – на планете с кислородной атмосферой и очень приятным климатом – кремнийорганическая жизнь. Причем, нервные сигналы эти монстры передают электронами, а не ионами. Можно сказать, по проводам. А это на два порядка быстрее.
Сенсация вторая – пару миллионов лет назад на эту планету высаживалась экспедиция братьев по разуму. В зоне палеоконтакта остались неоспоримые свидетельства их разумности и высоких технологий.
Ученые всех мастей дружно взвыли от восторга и организовали экспедицию. А службы безопасности тут же засекретили все материалы. Зачем? У них спросите.
Как делается звездолет? Берется железоникелевый астероид, выгрызается изнутри, оснащается двигателями, эпсилон-деритринитатором – и порядок. Как проходит экспедиция? Звездолет разгоняется до субсветовой скорости, покидает Солнечную систему, удаляется от гравитационных масс и включает деритринитатор. Опасно? Да не опасней, чем на фотонной тяге. Разница лишь в том, что на фотонной тяге опасности растянуты на годы, а здесь – секунды. А как иначе, если от Солнца до ЕН 7031 полторы сотни парсеков. На такие расстояния еще ни один пилотируемый корабль не летал. Сам принцип деритринитации еще не до конца изучен. После прыжка звездолет тормозится и подлетает к цели на обычных двигателях. На обратном пути – то же самое. Простая, отлаженная схема. Погубившая уже десяток кораблей с экипажем и несколько сот беспилотных разведчиков. Уверен, что за десять-двадцать лет деритринитацию довели до ума, и полеты стали безопасней прогулки по лесу. Но нашим предкам не повезло. В чем сами виноваты. Не захотели ждать пару десятков лет. Как же – там следы братьев по разуму! Окаменевшие два миллиона лет назад. Глупо! Как и все в этой жизни.