УСПЕХ КИНЕМАТОГРАФИСТОВ
Во время съемок фильма «Рыбацкое счастье» бригада киностудии «Серафильм» добилась прекрасного результата — она заняла второе место по итогам работы за квартал среди рыболовецких бригад Среднеморского флота.
ЗНАКОМСТВА
Симпатичный, стройный брюнет, рост 137 см, с самыми серьезными намерениями разделит школьную парту с ученицей четвертого класса, имеющей отличные знания по математике, русскому языку и другим предметам. Согласен на переход в другой класс и даже школу.
ПЛЮС-МИНУС ЯЩИК
Покрякивая от удовольствия, Виктор Иванович вышел в раздевалку и опустил распаренное, приятно ослабевшее тело на скамейку. Все заботы и тревоги прошедшего дня отодвинулись, потускнели, и, погрузившись в сладостное забытье, Виктор Иванович закрыл глаза. Его не сразу вернул к действительности разговор двух закутанных в полотенца мужчин, сидящих рядом. По-видимому, мужчины были старыми приятелями, но очень продолжительное время не виделись.
— Ну, а сейчас-то, сейчас-то как? — спрашивал один из них, худой и подвижный.
— Несколько лет уже директорствую. И все бы хорошо, да не дает мне покоя склад готовой продукции, — отвечал крупный, с солидным животиком. — И знаешь из-за чего? Из-за какой-то тарной доски!
— А что с ней? Не хватает?
— Не то слово, — тяжело выдохнул солидный. — Леспромхоз регулярно срывал поставки, а последнее время ничего не получаем. В результате — готовой продукцией забиты проходы в цехах, завалены площадки…
— Положеньице-е, — сочувственно протянул худой. — А что, особенная какая-нибудь нужна тара?
— Где там! Необходима самая что ни на есть обыкновенная тарная доска, самые обыкновенные ящики. Мы согласны и на уже использованные. Да где их возьмешь?
Виктор Иванович, сам директор местной фабрики, спокойно слушал этот разговор. Его тоже волновала тара, но проблема была в другом: горевший на территории с 8 до 24 часов костер не мог поглотить всех ящиков, в которых поступал на фабрику необходимый для производства порошок. Однако Виктор Иванович, будучи человеком опытным, быстро сообразил, что ему лучше помолчать.
Допустим, подумал Виктор Иванович, завод согласится брать у нас ящики. Но для этого необходимо разрешение свыше. За разрешением нужно обращаться в трест, оттуда в главк, оттуда в министерство. Допустим, министерство разрешит и… включит сдачу тары в план, со всеми вытекающими отсюда отрицательными последствиями. А там, глядишь, встанет вопрос о качестве сдаваемой тары, о погрузочно-разгрузочных работах… Намного проще взять еще одного сторожа-истопника — и пусть себе ящики полыхают круглые сутки.
…Вспомнив, что он находится в бане, Виктор Иванович опять закрыл глаза и постарался вернуть себе прежнее блаженное состояние. Но видение огромного пожарища, пожирающего бесчисленное количество драгоценной тары, преследовало его, не давало отключиться.
Тогда Виктор Иванович взял веник и пошел еще раз в парилку.
ТВОРЧЕСКАЯ НЕУДАЧА
Почти год назад писатель Эрнест Филимонович Плиев перебрался в новую квартиру, но все еще регулярно встречался со всевозможными слесарями-ремонтниками.
Вот и в субботу на пороге квартиры появился прилично одетый молодой человек с «дипломатом» в руке.
— Вызывали? — отрывисто спросил он хриплым голосом.
— Конечно!
Помогая раздеться незнакомцу, писатель заставил себя невесело хихикнуть!
— Квартирка досталась — хуже не придумаешь. С самого вселения постоянно кого-нибудь вызываем. Вы, извините, по какой части?
— Плотник я, из ЖЭУ, — последовал ответ.
— Ну как же! Как же! Заждались мы вас! — обрадовался писатель. — Вот сюда, пожалуйста, — провел он мужчину к своему кабинету, дверь которого настолько «села», впившись углом в паркет, что ее нельзя было сдвинуть с места.
Плотник остановился у двери.
— Не буду вам мешать, — направился Эрнест Филимонович в другую комнату.
— Куда вы? А снимать с петель кто будет?
— Что? — не поверил своим ушам писатель.
— Дверь, говорю, с петель надо снять.
— Но я, собственно, поэтому вас и вызывал… Видите ли, я писатель. Понимаете…
— А вы понимаете, что дверь тяжелая — я уронить ее могу, обои вам поврежу, шкаф, кресла… Неприятно будет. И потом, мне тяжести нельзя поднимать — голос может окончательно надорваться, — спокойно прохрипел плотник.
Эрнесту Филимоновичу пришлось приложить все свои силенки — и дверь оказалась на полу.
Плотник аккуратно приоткрыл «дипломат», достал ножовку, отмерил что-то на глазок и чиркнул ногтем.
— А не много? — вырвалось у Эрнеста Филимоновича.
— Знаете — пилите сами, — мастер протянул ему инструмент.
— Да нет, я так… Продолжайте…
— Тогда прошу без подсказок, — строго посмотрел плотник.
…Ступая в опилки, писатель под руководством плотника водрузил дверь на место.
— Я же вам говорил?! — сокрушенно воскликнул он. — Что вы наделали? Что наделали! А еще мастер!
Между дверью и паркетом образовалось такое отверстие, сквозь которое свободно пролезал домашний тапок писателя.
— Действительно, — почесал плотник затылок. — Зато дверь теперь свободно закрывается, — несколько раз закрыл-открыл он дверь. — Правда, немного переборщил, но ничего.
— Как это — «ничего»? Мне такая работа определенно не нравится.
— Ну, ошибся малость. С кем не бывает?.. С писателями, наверное, тоже случается?
— Да нет, не случается! Представьте себе, брака в работе настоящий писатель не допустит. Он поставлен в такие условия.
— А эти… Как их… Неудачи творческие?
— Бывают, к сожалению… Но это совсем другое дело: человек работал, отдавал все…
— Вот и у меня ваша дверь — творческая неудача! Ведь в каждой профессии возможно творчество. Стало быть, и у плотников, как и у писателей, возможны творческие неудачи.
— Да какое же тут может быть сравнение! Творческая неудача — это нечто особое. Это когда искренне, честно работаешь над произведением, а читатели прочитают и говорят: «Неудачно…»
— И я честно… отпилил чуть больше. Думал, что нормально будет, а получилось неудачно.
— Да поймите…
— А что тут понимать! — перебил его плотник, пытаясь повысить свой хриплый голос, — он, видимо, уже устал от такого «доказательного разговора». — У вас лично неудачи были?
— Да.
— И большие?
— Как вам сказать…
— Я спрашиваю: тираж у книг большой был?
— Приличный.
— Так что от вашей неудачи пострадали тысячи, а от моей — всего один человек. И у вас еще хватает совести критиковать меня!
Плотник взял свой чемодан, из которого донесся стеклянный звон и всплеск жидкости.
— Вот вылечусь, — совсем хрипло добавил он, — и тогда достану вам новую дверь. За плату, разумеется…
НЕ ГЕНИЙ
Молодой специалист Гена Лебкин сделал открытие, которое, по мнению профессора Мамрыжкина, повлияет на развитие нашей науки. Лебкину присудили премию за главное открытие года.
Весть об этом облетела учреждение со скоростью звука. Каждый думал что хотел. Однако у работников нашего отдела, где непосредственно трудился Лебкин, на этот счет имелось свое мнение. И мы решили довести его до Геннадия.
Дождавшись Лялькину, которая пришла, как обычно, в десять ноль-ноль, мы обступили плотным кольцом Гену, корпевшего над очередным рабочим заданием.
— Геннадий, — сказал самый старший из нас, Эрик Иванович. — Знаете ли вы, Геннадий, что сейчас все говорят только о вас? Называют вас выдающимся человеком и даже гением!