Много примеров интересующего нас причастия дает книга пророка Иезекииля, полный текст которой с толкованиями, по существу совпадающий с текстом памятников, восходящих к рукописи Упыря, содержит Щукинский сборник. И здесь формы от основы бышѧщ‑ регулярно заменены формами от основы бываѫщ‑. Ср.: не вѣстѣ бо̀ бы́шащаго всего (Чуд. 184, л. 219) — не вѣ́стъ бо̑ бы́ваѫщааго въсего (Щук., л. 86 об.), Иез. II, толк. — ꙗ҆ко и҆ видѣ бъ҃ и́ сы҆и тоу бы́шащеѐ на і҆ерⷭ҇лмъ (Чуд. 184, л. 223 об.) — ꙗ҆ко и҆ ви́дѧ б︎︮ъ︯, и҆ сїи̏ тоу̑ бы́ваѫщаа на і҆є҆рлⷭ҇мъ (Щук. 507, л. 90), Иез. IV, толк.; въсемь бо̀ сказаеть людемъ бы́шащии. ѡ҆бра́зъ въ і҆︮е҆︯рлимѣ (Чуд. 184, л. 224 об.) — и҆ въсе́мⸯ бо сказа́еть лю́деⷨ быва́ѫщїи глаⷣ҇ (ѕіс!) въ і҆є҆рⷭ҇лмѣ (Щук. 507, л. 91), Иез. IV, толк.; да преже ꙗ̇҆вить ви́ны бышѧщїа недоста́тъкы (Чуд. 184, л. 225) — да прѣжеⷣ ꙗ҆вить вои́ны бываѫщѫѫ̏ недостаткы (Щук. 507, л. 91), там же; ѡ҆гнеⷨ же велить ство́рити. пещи хлѣбы сїа. мотылы ч︮л︯вчи да ꙗ҆ви бы́шащаꙗ҆ жидомъ въ странаⷯ ѡ҆скверненїа (Чуд. 184, л. 225) — ѡ҆́гнъ же велиⷮ пе́щи хлѣ́бы сїѧ̀ мотылы чл︮ч︯и. да ꙗвиⷮ бы́ваѫщаа жидомъ, въ страⷯ ѡ҆сквръне́нїа. (Щук. 507, л. 91), там же; мечь же ратьныхъ пришествїе ꙗ́влѧе҆ть и бы́шащии ѿ нѣхъ, сѣча и҆ расыпанїе и҆ плѣненїе (Чуд. 184, л. 226) — ме́чем же ра́тныиⷯ прише́ствїе ꙗ́влѣ́еть, бываѫ́щїи ѡⷭ҇ ни́хь сѣ́чь и҆ расыпанїе и҆ плѣне́нїе (Щук. 507, л. 92), Иез. V, толк. и т. д.
Таким образом, при тождественности текста как в самом пророчестве, так и в толкованиях, за исключением очень небольших отступлений и поправки на среднеболгарское правописание в Щук. 507, последовательное расхождение наблюдается лишь в формах рассматриваемых причастий, причем обычно в последнем они образованы от основы бываѭщ‑ (т. е. итеративная основа настоящего времени), в одном случае из приведенных от основы бывъш‑ (т. е. прошедшего времени).
Поскольку форма рассматриваемого причастия, наличная в тексте Упыря Лихого, свидетельствует о ее южнославянском (и именно болгарском или македонском) происхождении, поскольку форма эта по самому характеру своему является скорее обломком глубокой древности, а не позднейшим новообразованием и поскольку в то же время тексты, восходящие к новгородской рукописи 1047 г. и Щукинского сборника в отрезках, представленных и там и здесь, обнаруживают чрезвычайную близость, если не сказать тождественность, что указывает на общий протограф, — можно думать, что именно соответствующие формы Щукинского сборника представляют результат последовательно проведенной редакторской замены чуждой языку переписчика формы, представленной в его оригинале, одной из форм, для него более обычных.