– Все-таки, не утерпел, – улыбается Ольга.
– Негоже нарушать традицию. Всегда сам лично проверял.
– Учитель, не мучай себя. Ложись в анабиоз. Мы справимся, даю слово. А как только уберут спутник, разбудим тебя.
Ничего не отвечаю. Ольга и не ждет ответа. Все уже сказано много-много раз. Просто Ольга не знает, как утолить мою печаль. Она первая из тех, кого я спас. Уже двадцать лет рядом со мной. Два года назад прошла омоложение. Предана мне душой и телом. Я долго думал, как запретить жрецам расчленять и убивать девушек. Придумал две пиктограммы. На первой, перечеркнутой крестом, расчлененная девушка. На второй – та же девушка, связанная по рукам и ногам. Почему связанная? Потому что труп связывать не надо. Он и так не убежит. Связывать надо ЖИВОГО. Компания жрецов, носильщики, сама Ольга и огромная толпа увидели огненные рисунки на помосте, на том месте, где обычно разрубали девушек. Светящиеся линии медленно тускнели, пока не исчезли совсем, а жрецы все еще обсуждали увиденное. Потратив на обсуждение около часа, они освободили руки-ноги Ольги из захватов носилок, раздели, связали и, раскачав, бросили в жерло вулкана. Ольга смеялась и плакала от счастья. Больше всего она боялась не смерти, а золоченых мечей жрецов. Она смеялась и плакала, когда я поднял ее и унес в проход. Меня приняла за доброе божество, посланное спасти ее. А разве такого нужно бояться?
Ночью, чтоб показать свое удовлетворение, я зажег над Эйгером небольшое северное сияние. Теперь это стало традицией – северное сияние в ночь после жертвоприношения. Иногда для этого приходится разгонять облака. В другие дни в погоду я не вмешиваюсь.
…Так всех нас в трусов превращает мысль… Нет, это не мой случай. Шекспир писал не обо мне. От меня не требуется ни силы, ни отваги. Прозябание – вот мой удел.
– Учитель, спутник за горизонтом. Отвези нас купаться! – группа из пяти весело щебечущих девушек окружает меня.
– Ножками, ножками.
– Учитель! Десять километров по горам и ущельям! Это же никакого удовольствия. Вернемся потные и грязные, а завтра новенькую встречать. Ну миленький, ну пожалуйста…
Мне и на самом деле надо размяться.
– Хорошо. Быстро собирайтесь, одна нога здесь, другая там.
– Ура-а! – лезут целоваться, тут же скидывают одежду прямо на пол, бесстыдницы, достают из сумок платья горских девушек, вприпрыжку, впереди меня бегут к транспортному тоннелю. Нуль-т я использовать не могу, поэтому перемещаемся старинным дедовским методом – на колесах. Встречный ветер развевает волосы девушек, уносит назад их смех. Конец туннеля. Слезаем с тележки, зажигаем экраны наружного контроля. Никого из людей поблизости нет. Открываем ворота и выходим под ослепительный солнечный свет. Створки ворот задвигаются на место и становятся неотличимы от скалы. С визгом и шутками девушки залезают на мою спину, ерзают, устраиваются, размещают сумки. Взлетаю, натужно набираю высоту. Открывается чудесная долина. Райский уголок. Небольшое чистое озеро, подпитываемое горным ручьем. Мы летим туда.
– Мужчинка! Смотрите, мужчинка!
Сейчас начнется… И я должен буду уступить. Потому что девушки не должны чувствовать себя заключенными в тюрьме. Потому что они молоды, красивы, сильны, а природа требует…
– Миленький, хорошенький! Ну пожалуйста! Ты ведь все понимаешь.
– А если что случится?
– Нас пятеро, он один. Ну что может случиться? Давай сядем на той полянке.
– Я спрашиваю, если случится то, о чем вы мечтаете. Вы же вертихвостки. Вы ребенка родите, избалуете, а мне из него человека делать. – Вся пятерка, сидящая на моей спине, густо краснеет.
– Мы будем делать все, как ты скажешь, учитель.
Сейчас они готовы пообещать все, что угодно. Еще бы, такой экземпляр не каждый день попадается. Впервые вижу бродячего рыцаря в наших местах.
– Сельма, за старшую. Если выключишь или закроешь передатчик, я вылезаю из кустов и иду вас спасать.
Снижаемся, прикрываясь складками местности, обгоняем дикого туриста и приземляемся на его пути. Девушки ссыпаются с меня, занимают позиции, а я поспешно отступаю в ближайший овражек.
Появление всадника встречают притворным испуганным визгом, тут же окружают, гладят по коленкам, восторженно смотрят в глаза снизу вверх, задают с пяти сторон по десять вопросов одновременно. Рыцарь медленно млеет. Глупый. Я бы на его месте спасался. Он еще не знает, что сейчас его изнасилуют.
Готово дело. Он уже слезает с коня. Корал с баклажкой в руках спешит к ручью, остальные усаживают рыцаря под дерево, достают съестное. Этот мужчина обречен. По глазам вижу, что он, возможно, очень неплохо позавтракал… вчера утром. А у моих – полные сумки вкуснятинки. Девушки, все вчетвером, охаживают и оглаживают его. Возвращается Корал. Раскрасневшаяся от быстрого бега и самая скромная из всей компании. Кончаются запасы сыра и колбасы, начинаются рассказы о рыцарских подвигах. Появляется из ножен меч. Все изучают боевые зазубрины. Теперь Сельма попросит оценить ее умение фехтовать. Так и есть. Меч уже у нее. Вырубает две дубинки. Бедный рыцарь, он не знает, с кем связался. Не проходит и четверти минуты, как Сельма с испуганным визгом перекидывает его через себя. Сэр рыцарь падает на спину с изяществом набитого картошкой мешка. Все бросаются к нему. Сельму ругают и отталкивают. Через пару секунд рыцарь уже раздет по пояс, четыре головки прижимаются к его широкой груди, слушают сердце. Еще секунда – и его голова уже не на земле, а на чьих-то мягких коленях. Сельма со слезами на глазах прижимает мозолистую лапу к своей девичьей груди, просит извинить ее. Девушки, все как одна, готовы искупить и исправить. Целуют его в губы. Вот черт, он смотрит только на Корал. Чем ему Мира не угодила? Корал еще по всем статьям девочка. Остальные поднимаются и отходят. Остаются бродячий рыцарь, Корал и Сельма. Корал слегка испугана. Сельма инструктирует рыцаря насчет девичьей невинности и тоже отходит за кусты. Вызываю ее на связь.