— Хо! Хо! («Влево!») Джи! («Вправо!» — это уже более протяжно) — звучат команды машеров на «американском» языке (сибирские каюры подают другие команды).
— Маш! Маш! — Упряжки на финишной прямой. Решающий этап гонок. Собаки тяжело дышат раскрытыми ртами. Каюры стоят на задках полозьев, капюшоны их парок обросли инеем. Щелкают бичи, заключаются последние пари. И вот он, победитель! Совершается нечто вроде круга почета. Наконец команда «Воу!» («Стой!»). Может быть, она сейчас особенно по душе обессиленным «рысакам».
Наиболее трудная и длинная трасса таких гонок на Аляске — Анкоридж — Ном. Она проходит и лесами и горами, а протяженность ее —1049 миль (около 1700 километров). В 1975 году чемпион преодолел этот путь за восемнадцать с лишним дней. Но рекорды совершенствуются. В 1976 году упряжка Рика Свенсона прошла по трассе за 14 дней, 18 часов, 52 минуты и 25 секунд (американцы любят точность!), а через год собаки Ричарда Меки промчались по ней на секунду быстрее!
Участвуют в гонках и женщины. В 1975 году со страниц газет долго не сходило имя и портрет победительницы гонок Рокси Брукс; своей популярностью она на время затмила даже самых известных кинозвезд. Но вообще-то говоря, женщина-машер не такая уж здесь редкость. Еще в 1916 году прославилась миссис Майхоф, завоевавшая звание чемпиона на гонках упряжек в поселке Руби, что стоит на Еловом ручье, притоке Юкона. В наши дни проводятся даже североамериканские чемпионаты женщин-машеров. Они проходят ежегодно в середине марта в Фэрбенксе.
Фестиваль в Анкоридже считается самым многолюдным, самым впечатляющим из происходящих в штате. Однако больше всего собак держат не здесь, не в средней части юга Аляски, а в Фэрбенксе и его окрестностях, в долине Юкона, словом, в центре «Большой страны». Не случайно именно в Фэрбенксе располагаются и клубы любителей ездового собаководства.
Так что же, век упряжек, заиндевевших машеров все еще продолжается? Не совсем! Использовать собаку как тягловое животное стало невыгодно. В самом деле, каждой собаке нужно выдать в сезон работы ежедневно килограмм мяса или два килограмма рыбы, а всей упряжке — десять килограммов мяса или двадцать рыбы. А в месяц, в год? А какова отдача.? Максимальная нагрузка на собаку тридцать — сорок, на упряжку триста — четыреста килограммов. При этом максимальная скорость собачьей упряжки — около двадцати километров в час, а средняя скорость — по крайней мере вдвое меньше. Конечно, перевозка грузов и людей на вездеходе или мотонартах обходится дешевле. Потому-то ездовых собак уже не встретишь в большинстве эскимосских или индейских деревень.
И все-таки век упряжек вовсе не кончился. В местном управлении охоты и рыболовства мне рассказали, что собачьими упряжками охотно пользуются аляскинские егери и этот вид транспорта они считают самым пригодным для выслеживания браконьеров. По старинке ездят на собаках и некоторые из трапперов. Но это не главное. Почти исчезнув в глубинке, упряжки стали процветать в крупных поселках, а езда на них из обыденной монотонной работы превратилась преимущественно в спорт, в отрасль туристской индустрии, в бизнес. И хотя поездка на собаках — удовольствие не дешевое, а сама езда не так уж быстра, жителя большого города она привлекает как нечто экзотическое, как память о «дикой Аляске» прежних времен.
Когда-то в этих местах, по Юкону, пролегал путь знаменитого путешественника Л. А. Загоскина, и он впервые описал здешних индейцев-атапасков как «краснокожее племя ттынайцев».
«Пляски и песни ттынайцев, — писал Загоскин, — как бы входят в сущность их религиозных верований: без плясок они не начинают никакого дела… Подъезжая к какому-либо селению, ттынайцы, выстроившись в ряд, поют свою песню, потом, дружно выдернув свои лодочки на берег, становятся в один или два ряда, смотря по числу людей. Нам случилось заметить в Нулато, что несколько молодых людей, желая поскорее продать свои промыслы, пренебрегли этим обыкновением, и один старик долго им выговаривал и принудил выполнить этот обряд».
Свою любовь к пляскам и песням индейцы сохранили. и до наших времен, но и пляски и песни их приобрели заметный «американский акцент».
Равнина при слиянии Юкона и самого большого его притока Тананы с незапамятных времен служила местом встреч вождей атапасских племен. Встречи эти происходили ежегодно в середине лета, в пору наиболее долгих дней и коротких ночей. Кроме вождей (у них были свои дела) собирались здесь и их соплеменники: молодежь — чтобы присмотреть невесту или жениха из другого рода, как того требовал обычай, остальные — чтобы повеселиться, обменяться новостями. Однако с появлением «бледнолицых братьев», а тем более когда невдалеке отсюда как на дрожжах стал расти город Фэрбенкс (было это в начале нынешнего столетия), традиционные встречи индейцев прекратились.
Место слияния Тананы и Юкона на языке атапасков носит название Нукалавойя (по-английски — Nuchalawoyyaa; в обоих случаях это, конечно, весьма условное Начертание индейского слова). С начала шестидесятых годов ежегодные встречи атапасков здесь возобновились и тоже называются «нукалавойя».
Поскольку эти Празднества приурочены к середине лета, я смог увидеть только место, где они происходят, — небольшой поселок Танана, что вытянулся ниточкой вдоль правого берега Юкона. Однако встречи индейцев подробно описывались в аляскинских газетах и журналах. Из них я и сделал выписки, позволившие воссоздать такую картину.
Воскресенье. Десять часов утра. Поселковая улица почти пуста. На крылечке сидят и судачат три седые индеанки, каждой за шестьдесят. Они в пестрых платочках, повязанных по-российски, в очках, джинсах, и у каждой в руке откупоренная жестянка «кока-колы». Два, по-нашему, деда стоят у еще закрытого киоска, в котором продаются «горячие собаки» (hot dog) — распространенные в Америке булочки с горячими сосисками.
Двенадцать часов дня. Школьники по команде Альфреда Гранта, распорядителя торжеств, поднимают флаг встречи (на голубом фоне карта штата и надпись по-английски: «Нукалавойя») и флаг Аляски (восемь золотых звезд тоже на голубом фоне). На холме у флагштока собираются пожилые женщины и запевают что-то вроде гимна праздника. Мотив его печален, слова однообразны: «Нук-ка-ла-вой-я, хэй-ей-ей». Этот гимн будет звучать потом все дни и вечера до конца встречи.
У флагштока появляется симпатичная девушка. На ее иссиня-черных волосах позолоченная корона. Это прошлогодняя «мисс Нукалавойя». Новую еще предстоит выбрать. На холм поднимаются мужчины, женщины, подростки, совсем юные участники встречи. Индейского в них не так уж много. На мужчинах — узкие пестрые повязки на лбу, остальное — обычное, «американское». Женщины только в «американской» одежде.
Час дня. Народ стоит на холме, на самом берегу, кое-кто сидит на стульях и на бидонах из-под бензина. Соревнуются гребцы на каноэ. Нужно пересечь Юкон, коснуться противоположного берега и вернуться назад. Блестят на солнце мокрые весла, земляки встречают победителя одобрительными криками.
Грант объявляет начало соревнований по метанию копья.
— Разойдись, если жизнь дорога! — кричит он. Зрители жмутся к самым домам. Копье — заостренная жердь примерно пятиметровой длины, и, если она попадет в человека, добра действительно не жди. Состязаются копьеметатели, суетятся фотографы. С микрофоном в руке то появляется, то исчезает среди толпы один из вездесущих репортеров.
Потом начинается марафонский забег. Дистанция четырнадцать миль (около двадцати трех километров). Стартуют двенадцать бегунов, финишируют только четверо. Одного в свалке сшибли, его уносят. Соревнуются женщины: кто приготовит чай быстрее и вкуснее. Нужно добежать до реки, набрать воды, потом разжечь костер, потом… Желающих оценить качество чая хоть отбавляй. Затем соревнования мужчин: кто быстрее снимет шкурку с ондатры. Мелькают ножи, проворно и уверенно делают свое дело руки. И вот победитель. Он освежевал зверька и обезжирил шкурку меньше чем за Минуту.