Шесть часов вечера. Садятся за столы (пока шли соревнования, несколько мужчин готовили традиционный суп с лосятиной). Это потлач, традиционный индейский пир, часто с раздачей подарков гостям, коронный номер встречи. Кстати, мясо на празднике у атапасков должно быть обязательно лосиным. Рассказывают, что летом 1974 года в Фэрбенксе состоялся суд над браконьером — индейцем, незаконно убившим лося. Присяжные, среди которых тоже были индейцы, оправдали обвиняемого. «Какой же потлач без лосятины?» — сказали они.
Хлеб, суп, вареное мясо достаются всем, деликатес — черника с рыбьим жиром — только старикам. Слышны застольные речи. Говорят и по-атапасски, и по-английски. В одном месте запевают по-индейски что-то грустное, в другом затягивают разухабистую песенку, когда-то бывшую здесь в ходу у золотоискателей. Голоса сливаются в общий гул. То тут, то там завязывается драка, драчунов разнимают. Столы постепенно пустеют.
Восемь часов вечера. Начинаются танцы под скрипку и гитару или под музыку транзистора. Звучат современные танцевальные ритмы. Молодежь приноравливается к ним, конечно, кто как может. Молодым танцорам неуклюже пытаются подражать пожилые участники встречи.
Время за полночь. Всходит луна. Она прочерчивает поперек притихшего Юкона блестящую дорожку. Музыка не стихает. Доносится нестройный хор человеческих голосов. Праздник продолжается…
Мы в гостях в семье Дэвида Клейна.
Наш хозяин — известный зоолог, профессор Института арктической биологии. Институт входит в состав Аляскинского университета. Университет расположен в Фэрбенксе, точнее, в его пригороде Колледже, а некоторые факультеты и институты университета находятся также в Анкоридже и Джуно. Фэрбенкс — самый большой город в центральной Аляске и второй по величине в штате.
Дом необычной архитектуры: частично — двухэтажный, частично — одноэтажный. Не сразу и поймешь, сколько в нем углов. Он срублен руками хозяина, его жены и сына из бревен несколько лет назад и стоит на лесной опушке. С тыла вплотную к дому подступает кондовая тайга, а с фронта перед ним открывается обширная поляна с тихим ручьем посередине. До шоссе около километра. Вокруг тишина…
В доме приятно пахнет смолистым деревом. Каждая вещь, будь то письменный стол или диван, идеально вписывается в уготованное ей место; видно, что хозяева долго вынашивали план дома и его устройства, прежде чем приступили к строительству. Профессор много ездит по свету, и на стенах развешаны сувениры — из Норвегии, Финляндии, Франции, Канады. В центре — знакомые нам изделия из меха, рога, бересты. Это память о пребывании в нашей стране, о путешествиях по Сибири. Хозяин и сам похож на сибиряка — высок ростом, сухощав, немногословен. В коротко, «по-мужицки», подстриженных усах и бороде — седина. Выражение лица, морщины вокруг глаз, походка, манеры — все это выдает в нем путешественника и охотника. Доказательства этому на столе. Вчера вместе с сыном они заполевали северного оленя, и поэтому основное блюдо сегодня — жареная оленина. В сенях на стене висят лыжи и снегоступы, похожие на большие теннисные ракетки (русские землепроходцы называли их лапками). Зимой он ходит на них на работу, в институт (это в нескольких километрах отсюда). Под-стать мужу хозяйка — моложавая, энергичная, по-сибирски приветливая.
Клейн рассказывает об истории Аляскинского университета. Университет организован в 1922 году, и сначала в нем числилось шесть студентов и шесть преподавателей. («Вот было идеальное соотношение», — смеется рассказчик.) Беседа идет об общих знакомых, а их у нас, оказывается, немало, но то и дело разговор переходит на самую близкую хозяину тему — оленеводство.
«Ну ладно, он зоолог, охотник, ему хорошо жить в лесу, — думаю я. — А каково ей, нашей хозяйке?»
Словно угадывая мои мысли, она подводит меня к окну. Надвигаются сумерки, над ручьем клубится туман. Через поляну идет рогач-лось. Он почти черный, белеют лишь ноги, размеренно движущиеся вверх и вниз.
— Где еще увидишь все это? — говорит она. — Где еще осталась такая тишина? Вот почему мне нравится Аляска, нравится наш дом…
ПУТЕШЕСТВИЕ В РУССКУЮ АМЕРИКУ
Икогмют — русская миссия
Эскимосы называют Юкон «Квихпак», индейцы-атапаски — «Юкхана» (отсюда и происходит современное название реки). И то и другое означает «Большая река».
Открыл, описал, положил на карту бассейн Юкона лейтенант русского флота Лаврентий Алексеевич Загоскин. Испытывая неимоверные тяготы, он прошел вместе с немногими своими спутниками больше пяти тысяч верст по неизведанной до того стране, пешком, на снегоступах — «лапках», в самодельной байдаре. Происходило это в сороковых годах прошлого столетия. И вот теперь, много лет спустя, деловито звеня двумя моторами и не особенно напрягаясь, наш самолет повторяет маршрут славного путешественника.
Нам с Вадимом Сергеевичем пришлось полетать здесь и на «Бобре» — миниатюрной летающей лодке, и на «Орле» — двухмоторном самолете современных стремительных очертаний. Но главным образом возил нас этот довольно старомодный летательный аппарат «Гусь», побывавший, видимо, во многих переделках, зато способный садиться как на сушу, так и на воду и, следовательно, почти идеальный в условиях аляскинской глубинки.
Повторяя петли и Изгибы, самолет летит над рекой величиной с Оку, а местами даже с Волгу. Вода рябит на перекатах, обтекает многочисленные острова, то лысые, сложенные голым камнем, то лесистые. Как И склоны речных долин, они горят золотом и багрянцем. С воздуха угадываются теряющие листву тополевники и березняки, ивняки и ольшатники. Ельники чаще распространены в стороне от Юкона.
Река как река, но чем-то она все-таки сильно отличается от Оки или Волги. Чем же? Ответ приходит не сразу. Да она же почти безлюдна! Изредка промелькнет прилепившийся к самой воде поселок, покажется временный лагерь — убежище то ли золотоискателей, то ли туристов, и опять леса, болота, горы без следов какой бы то ни было человеческой деятельности. Пустынно и на самой реке — ни парохода, ни катера, ни даже лодки или байдарки. На конце песчаной косы, которая протянулась чуть ли не до середины реки, расположилась семья бурых медведей. Наверное, они пришли сюда на рыбалку. Подняв головы, медведи проводили взглядами самолет, ничем не обнаружив страха и не покинув облюбованного места. На другом плёсе самолет выгнал из воды большого рогача-лося. Выйдя на берег, он отряхнулся и побрел в лес, тоже не проявляя признаков паники. На притоках Юкона кое-где видны построенные бобрами плотины.
«Гусь» летит от Нулато вниз по течению, в сторону Икогмюта (теперь он называется Русской Миссией). В конце августа 1843 года — золотая осень тогда тоже была в разгаре — здесь проплывал со своими спутниками Загоскин. Внешне мало что изменилось с тех пор на Юконе. Случись чудо, покажись сейчас из-за поворота та самая байдара, те самые гребцы, они не вызвали бы большого удивления. Во всяком случае в окружающий пейзаж они вписались бы вполне.
А вот и бывший Икогмют.
«В Икогмюте… строения Компании расположены на увале сажен в 15 высотой, в 150 саженях от правого берега и окружены еловым и березовым лесом. Селение находится внизу, на песчано-глинистой низменности, впрочем, никогда не затопляемой в половодье. Селение от севера защищено подходящим прямо к реке утесом, которого горнокаменное сложение есть ноздреватый базальт и лава». Лес теперь отступил от человеческого жилья, но приметный утес остался, и сделанное Загоскиным описание позволяет сразу узнать поселок, который несколько месяцев был штаб-квартирой путешественника. Отсюда он совершал походы в стороны от Юкона, здесь вел метеорологические наблюдения, приводил в порядок свои коллекции и путевые записки.