Игл с размаха ударил кулаком в пол.
— А я вижу детей! — рявкнул он. — Детей, которые даже не понимают, за что их ненавидят!
— Детей? — Лиар вся дрожала от гнева. — А у нас не бывает детей? Или все мы от рождения порочны, и лишь смерть исправит ошибку природы?!
Она схватила грифона за перья на горле.
— Тридцать семь миллиардов человек погибло во время Войны, — процедила Лиар. — Это в миллион раз больше, чем рождалось драконов за всю историю Галактики. Чем провинились миллиарды детей, даже не успевших понять, за что их убивают?!
— Я не оправдываю драконов, — яростно ответил Игл. — Они такие же убийцы, как вы. Но их преступления не делают ваши легче!
— Наши? — Лиар сплюнула. — Чьи — наши? Расы людей? Все мы поголовно — преступники?
— Да!!! — рявкнул грифон. — Не пытайся свалить вину на Императора или армию. Каждый народ имеет правительство, которое заслуживает!
— Неужели? — женщина рассмеялась. — А тебя, Игл, выбирали королем?
Грифон замер.
— Что?…
— Королей не выбирают, — холодно сказала Лиар. — Королями рождаются. Можно долго и яростно спорить, но тот, кто родится лидером — станет лидером. И народ тут ни причём, Игл. Народ — стадо овец! Они вытерпят что угодно, народ требует только хлеба и зрелищ!
Она выдернула у грифона перо и воткнула в волосы.
— Хлеба и зрелищ! Понимаешь, птица? Времена, когда не хватало хлеба, давно миновали. Теперь миром правит тот, кто умеет дарить народу ЗРЕЛИЩА. Даже война! Только те, кто её видел, понимают, что война — ад и кошмар, что в ней ничего нет кроме смерти и грязи. Для всех остальных война — ЗРЕЛИЩЕ, Игл. Ролевая игра!
Лиар заглянула в глаза грифона.
— Думаешь, мы с тобой хоть что-нибудь значим? — спросила она с горечью. — Или армия драконов, от которой благополучно избавилась их собственная планета? С тех пор, как войны хоть что-то решали, миновали века. Теперь война — способ приобрести политический капитал, предотвратить революции, а также заставить народ ненавидеть чужое правительство вместо своего. Ведь это так просто, Игл! В Войне были виновны люди — это мы истребляли драконов, ставили над ними эксперименты, издевались над единственным, что дракон НИКОГДА не простит — над детьми. Но разве можно допустить, чтобы народ ненавидел своего Императора? Поэтому мы постоянно устраиваем небольшие локальные войны, отвлекая внимание, а император драконов поступил ещё проще — собрав все свои армии, он избавился от них, послав в вечное плавание по космосу. Мы — клоуны, Игл, марионетки на ниточках политиков! Наши судьбы записаны в сценарии второсортного фильма.
Плюнув, Лиар отошла в угол клетки и села там, уронив голову на руки.
— Я считала себя воином… — прорычала она сквозь слёзы. — А ты, ты сделал меня клоуном!
Юные драконы молча отошли в другой угол. Парды собрались тесной группой, в центре клетки одиноко остался стоять Игл. Тишину нарушал лишь плач Лиар.
Никто ничего не сказал. Говорить было не о чем.
Карфакса втолкнули к ним в камеру часа через два. Грифон не мог стоять на ногах, все перья были распушистены, глаза закрыты. Пленники поспешно подбежали к пернатому воину.
— Карфакс… — Хаятэ опустилась на колени. — Что с тобой сделали, Карфакс?…
Грифон дёрнулся. Взглянув на Хаятэ, он отшатнулся, в ужасе забив крыльями. Оба юных дракона попятились.
— Глаза… — Ариман задрожал. — Игл, его глаза!!!
Грифон с болью отвернулся. В глазах Карфакса начисто отсутствовал разум; подобно изуродованным драконам З-2, его превратили в животное. Когда Карфакс раскрыл клюв и издал гортанный клёкот, точно как орёл, даже пардам пришлось отвернуться. Смотреть на это зрелище было выше их сил.
— Гады… — Хаятэ заплакала и прижалась к Ариману. — Гады!!!
Юный дракон дрожал от гнева и ненависти. Машинально продолжая гладить Хаятэ, он повернул голову к Иглу.
— Игл… — Ариман стиснул зубы. — Освободи его, Игл. Не надо… Я не хочу, чтобы он оставался таким.
Хаятэ, всхлипнув, кивнула.
— Игл…
— Нет, — голубоглазый грифон тяжело дышал. — Нет, дети. Никто не вправе решать за других, жить им или не жить.
— Зачем ему жизнь? — хрипло спросил Тигр. — Он первый просил бы о смерти!
— Звери тоже хотят жить, — негромко ответил Игл. — Посмотрите на него.
Карфакс отполз в угол клетки и сидел там, распушистив перья. Он резко и часто поворачивал голову, поразительно напоминая огромного орла. Раненая рука лежала поверх второй, время от времени грифон принимался вылизывать рану. В нём слились инстинкты птицы и кошки.