Первые три дня я даже голову повернуть не могла, так болело всё тело; потом стало легче, видимо заработали магические силы моего организма. Хакас говорил, что даже если мне оторвать оба крыла, руки, ноги и хвост — за полгода всё снова выростет, как новое. Только я проверять не хочу, я теперь знаю, как это больно…
Люди, поймавшие меня, явно знают что делают. Командует ими тот самый воин в сером, который сломал мой меч; имени его я пока не слышала. Зато человека, управлявшего огромной птицей, я узнала с первого взгляда.
Он тоже меня узнал, кажется. За три дня, что я провела в неподвижности, раскинувшись по грязному дну клетки, он много раз подходил и рассматривал меня вблизи. На четвёртый день, когда я с трудом сложила изрезанные крылья и выпила немного воды из глинянного горшка, он подъехал к повозке и прямо на ходу перепрыгнул в неё со своего коня. Я отползла в другой конец клетки.
— Арлиан зеббуку? — спросил человек. Я покачала головой.
— Тарск? Шпрех тарск?
— Не говорю на этих дурацких языках, — мрачно ответила я.
Он усмехнулся.
— Прежде чем ругать что-либо, узнай его ближе. Как твоё имя?
Преодолев удивление, я подняла голову.
— Хаятэ Тайё. Откуда знаешь наш язык?
— Сокол,[9] говоришь… — воин не ответил на вопрос. — Кто ты, Хаятэ?
— Самурай, — отозвалась я мрачно.
Человек усмехнулся.
— Это я понял уже при первой встрече. Как зовёшь свой род?
— Почему вы атаковали меня? — вместо ответа спросила я. — Почему украли мой медальон?
— Ты напал первым, — резко ответил воин. — Убил моего коня, угрожал крестьянам, смертельно ранил жреца бога Септора и помешал жертвоприношению!
Хэй… Похоже, они думают, я — мужчина! А вдруг, если узнают правду — отпустят?
— Я — она, — сказала я негромко. — Хаятэ — женское имя.
Воин сильно вздрогнул.
— Ты самка?!
— Я девушка-самурай, приёмная дочь самого Акаги Годзю. — с трудом поднявшись на ноги, я постаралась принять гордый вид. — Не оскорбляй меня, гэйдзин.
Человек задумчиво оглядел меня с рогов до хвоста.
— Ещё птенец, а гонору-то как у императора… Сколько тебе лет?
Я отвернулась. Воин некоторое время молчал, затем вздохнул.
— Тебя ждёт страшная судьба, дракон. Помни об этом и проживи свои последние дни достойно.
— Драконов здесь нет, — глухо ответила я. — И помни, самурай сам выбирает день своей смерти.
Не повернув головы, я сделала движение когтем поперёк живота, словно вспорола чешую. Человек отшатнулся.
— Не вздумай играть с харакири, поняла?! Ты нам живая нужна!
— Если я нужна врагу, враг меня не получит. — твёрдо ответила я.
Он внезапно усмехнулся,
— Что ж… Хочешь резать свой золотой животик — режь. Тогда мы снимем с тебя шкуру, приготовим чучело и станем показывать на ярмарках.
— Ты не посмеешь!!! — крикнула я, резко повернувшись.
Человек рассмеялся.
— Уже посмел, — сказал он весело. — Дважды посмел, и чучела получались — заглядение. А такие как ты, сине-золотые, особенно хороши в этом отношении; ваша чешуя самая прочная.
Я подошла к прутьям клетки.
— Назови своё имя.
— Зачем?
— Чтобы я могла найти тебя и отомстить за оскорбление! — прорычала я.
Воин довольно долго смотрел мне в глаза. Потом рассмеялся.
— Ботольд моё имя. Рон Ботольд. А ты крепкий орешек, ящерица… — он вскочил и прямо из повозки прыгнул на спину своему коню, бежавшему рядом. — …Совсем не похожа на других драконов.
Больше со мной никто не разговаривал. Однако и одной беседы вполне хватило. Ботольд, разумеется, понятия не имел, что самураев обучают замечать мельчайшие подробности любого события; и уж тем более он не мог знать, сколь хорошо я справлялась с этими уроками.
Самое главное — люди считают меня драконом, мистическим зверем небес. Слова о жреце какого-то бога объяснили сразу все странности, что я видела в лесах. И ещё я поняла, что ждёт меня впереди.
Мать Тошибы принесли в жертву на алтаре, так назывался отвратительный обряд некоторых дикарей с южных островов. Очевидно, этот обряд практиковали и здесь; не менее очевидно, что я должна буду сыграть роль жертвы. Иначе зачем им живой «дракон», которого ждёт «страшная судьба»?
Однако сильнее всего меня поразили слова о чучелах. Если Ботольд не солгал — а он, скорее всего, не лгал — тогда в этих землях водятся представители моего рода, именуемые здесь «драконами»! Потрясающе…
Надо сказать, тайна моего появления на свет весьма меня интересовала. До сих пор я считала себя заколдованной девушкой из рода самураев, а Годзю и Хакас не спешили рассказывать правду. Но если в этих землях живут крылатые одного рода со мной, тогда я — не человек вовсе!
Это ставит на свои места странности с быстротой реакции, выносливостью и ночным зрением, но сразу вводит кучу новых вопросов, главный из которых — почему Годзю меня удочерил и дал воспитание воительницы. Впрочем, тайна моего рождения сейчас не важна… Главное — как спастись от смерти и сохранить лицо.
Не слишком простая задача, учитывая количество врагов и размер чудовищной птицы.
Ещё четыре дня отряд скакал на запад, мы пересекли очень старые, выветрившиеся горы и углубились в совсем уж бескрайнюю степь. Название этих мест — Гиблоземие, как с усмешкой сообщил Ботольд. Он несколько раз пробовал говорить со мной, но я молчала.
Днём, пока повозка трясётся по земле, я сплю, набираясь сил. Ночами тренируюсь, восстанавливая форму. Люди часто наблюдают за тренировками, даже просунули мне в клетку деревяшку, похожую на меч. Я молча её приняла, потому что нуждалась в тренировках.
Силы понемногу возвращались. Кормили меня сырым мясом, это очень полезно организму, и вечером восьмого дня я уже была почти в прежней форме. Только изрезанные крылья остались напоминанием о сражении, да пара шрамов на чешуе. Они быстро зарастут, я знаю, но крылья…
Ботольд часто следил за моими тренировками, причмокивал языком и одобрительно кивал. Напрасно старался, я с ним так и не заговорила. Зато я видела Тошибу! Его не убили, только посадили в ящик и везут в конце отряда, на последней повозке. Надо будет спасти…
К пятой ночи плена у меня окончательно созрел план побега. Я намного легче любого человека; значит, лошадь со мной на спине будет бежать быстрее, чем под всадником. К тому же, к третьей повозке был привязан восхитительный чёрный жеребец редкой красоты. На этом коне никто не ехал, его постоянно укрывали длинной попоной и охраняли другие всадники; понятно, что сумей я захватить этого жеребца, ни один из людей никогда меня не догонит.
Сбежать из клетки — не сложно, она деревянная и сгорит от заклинания огня. Я ведь специально не применяла ни одно заклинание с тех пор, как попалась; пусть люди думают, что я простой самурай.
Оставалась только одна проблема: гигантская птица. Люди звали её Рокх, и она не умела говорить, хотя была очень умна, почти как человек. Птицу следовало убить; но до восьмого привала удачного момента не попадалось.
Вечером восьмого дня, когда во все стороны до горизонта простиралась степь, я заметила вдали облако пыли. Люди тоже заметили; они встревожились, стали надевать доспехи и шлемы, повозки поставили квадратом, лошадей — внутрь. Я с огромным интересом следила.
Мимо проскакал командир отряда, к нему подбежал Ботольд, что-то сказал, и оба развернулись к птице. Рокх спокойно сидел на траве, чуть в стороне от повозок.
Момент следовало немедленно использовать. Я уже видела, что облако — это пыль над большим отрядом воинов верхом на очень смешных низкорослых лошадках. Люди пока не различали такие подробности, однако им явно была знакома степь. Подготовка к отражению атаки шла полным ходом.