Адам выполз из канавы и поднялся на ноги. От страшных побоев тело задеревенело, а кровь на лице засохла коркой. Он решил подождать на улице, пока отец и Элис улягутся спать. Адам все равно не сможет ответить на их вопросы, так как просто не знает, что сказать, а изворачиваться в поисках правдоподобной лжи воспаленный мозг не в состоянии. Сознание снова стал заволакивать туман, перед глазами забегали синие огоньки, и Адам понял, что сейчас снова упадет без чувств.
Широко расставив ноги, он медленно плелся по дороге. Подойдя к крыльцу, Адам остановился и заглянул внутрь. Подвешенная на потолке лампа отбрасывала желтый круг света, который падал на Элис и стоящую на столе корзинку для шитья. Отец сидел напротив и грыз деревянную ручку. Время от времени он обмакивал ручку в чернильницу и делал какие-то записи в своем журнале в черном переплете.
Элис подняла глаза и увидела перепачканное кровью лицо Адама. Она в испуге поднесла руку ко рту, прикусив пальцы.
Адам с трудом всполз на первую ступеньку, потом на следующую и прислонился к дверному косяку.
Сайрус тоже поднял голову и посмотрел на сына с равнодушным любопытством, постепенно осознавая, кто перед ним стоит. С озадаченным видом он поднялся с места, положил ручку в чернильницу и вытер руки о штаны.
– За что он тебя так? – тихо спросил Сайрус.
Адам хотел ответить, но во рту пересохло, и язык не хотел слушаться. Он облизнул губы, и изо рта снова пошла кровь.
– Не знаю, – выдавил Адам.
Стуча по полу деревянной ногой, Сайрус подошел к сыну и с такой силой ухватил его за плечи, что тот передернулся от боли и попытался освободиться от отцовских объятий.
– Не смей врать! В чем причина? Вы что, поссорились?
– Нет.
– Рассказывай! – рявкнул Сайрус, выворачивая Адаму руку. – Я хочу знать правду и заставлю тебя говорить! Черт побери, ты всегда его защищаешь! Думаешь, я не знаю? Неужели надеялся меня одурачить?! А теперь давай, рассказывай, а иначе заставлю простоять здесь всю ночь!
Адам лихорадочно подыскивал слова для ответа.
– Он думает, что вы его не любите.
Сайрус отпустил руку сына и, доковыляв до стула, сел. Поболтал ручкой в чернильнице, уставившись невидящим взглядом в журнал.
– Элис, помоги Адаму добраться до кровати. Рубашку, полагаю, придется разрезать. Помоги ему.
Сайрус снова встал и направился в угол, где на вбитых в стену гвоздях висела верхняя одежда, нащупал под ним дробовик, удостоверился, что ружье заряжено, и, хромая, вышел на улицу.
Элис подняла руку, будто желая удержать мужа с помощью невидимой веревки, но веревка оборвалась, а лицо приняло непроницаемое выражение.
– Ступай в свою комнату, – обратилась она к Адаму. – Я принесу таз с водой.
Адам лежал на кровати, укрытый по пояс простыней, а Элис обмывала раны смоченным в теплой воде платком. Долгое время она молчала, а потом вдруг закончила предложение, которое не успел договорить Адам:
– Он думает, отец его не любит, но ты-то его любишь и любил всегда.
Адам ничего не ответил.
– Он странный мальчик, – снова заговорила Элис. – Нужно его понять. Вся грубость и злоба – это напускное, пока не узнаешь его хорошенько. – Она замолчала и, склонившись, закашлялась. Вскоре приступ прошел, но он отнял у Элис силы, и на щеках зардели два ярких пятна. – Нужно его понять, – повторила мачеха. – Вот уже долгое время он делает мне маленькие подарки, прелестные вещицы, которые мальчишки обычно и не замечают. И он не отдает подарки мне в руки, а прячет там, где я их непременно найду. Можно наблюдать за ним часами, но он ничем себя не выдаст. Нет, надо его понять.
Глава 4
1
А Чарльз в это время опирался о стойку бара в местном питейном заведении и радостно смеялся над забавными россказнями остановившихся на ночь коммивояжеров. Он извлек из кармана кисет, где позвякивало несколько серебряных монет, и заказал им выпивку, чтобы коммивояжеры рассказали еще что-нибудь. Он ухмылялся, потирая разбитые костяшки пальцев. Приняв угощение, коммивояжеры подняли бокалы и выпили за здоровье Чарльза, который пришел в полный восторг. Он снова заказал выпивку для новых друзей, а потом отправился вместе с ними искать приключений в другом славном местечке.
Выйдя на улицу, Сайрус тяжело заковылял в непроглядную тьму. Душу переполнял бешеный гнев на сына. Не обнаружив следов Чарльза на дороге, он направился в трактир, но сын уже оттуда ушел. Найди отец Чарльза той ночью, он, вероятно, его убил бы или избил до полусмерти. Любой судьбоносный поступок меняет ход истории, однако вполне вероятно, что в определенной степени это присуще всем событиям вообще, вплоть до самых незначительных, когда, например, наступаешь на камень, валяющийся на дороге, с замиранием сердца смотришь на прелестную девушку или нечаянно ломаешь ноготь, работая в саду.