— На это стоит посмотреть — британский раджа дышит одним воздухом с суровым язычником.
— Вы будете удивлены, — фыркнул Файндхорн. — У них у каждого — по дивану, посередине — стол с бутылкой виски, и, похоже, они находят общество друг друга весьма приятным.
— Но когда я в последний раз видел Фарнхольма, у него было всего полбутылки, — задумчиво проговорил Николсон. — Интересно…
— Вероятно, он выпил ее одним глотком. Он не расстается с большим кожаным саквояжем, в котором, я думаю, нет ничего, кроме бутылок виски.
— А остальные?
— Кто? Ах, да. Маленькую пожилую леди поместили в каюте Уолтерса, — он перенес свой матрац в радиорубку. Старшая санитарка, по всей видимости, отвечающая за…
— Мисс Драхман?
— Именно. Так вот, она и ребенок в каюте юнги. Вэньера и пятого механика пришлось подселить к четвертому механику и Баррету, так как их каюты заняли остальные санитарки.
— Все ясно. — Николсон вздохнул. — Надеюсь, они не попадут из огня да в полымя. Мы снова попытаемся пройти в пролив Каримата, сэр?
— Почему бы и нет. Где еще мы можем…
Он не договорил, так как Николсон потянулся к зазвонившему телефону.
— Да, каюта капитана… А, это вы, Билли… Да, он здесь. Не вешайте трубку. — Николсон легко встал, держа телефон в руке. — Второй механик, сэр.
Файндхорн говорил с полминуты, издавая в основном междометия. Николсона заинтересовало, что же могло понадобиться Уиллоуби. Голос второго механика звучал почти сонно, однако никто еще никогда не видел, чтоб Уиллоуби волновался. По мнению Эрнеста Уиллоуби, ничто в этом мире не стоило переживаний. Вечно витавший в облаках чудаковатый второй механик — самый великовозрастный член экипажа «Виромы», питавший безудержную страсть к литературе и такое же презрение к двигателям и всему, что связано с заработком на жизнь, — Уиллоуби был самым честным и бескорыстным человеком из когда-либо встреченных Николсоном.
Файндхорн взял фуражку и повернулся к двери.
— Вы не подождете меня здесь? — спросил он. — Я должен спуститься вниз.
Через две минуты после ухода капитана телефон зазвонил снова. Это был Файндхорн, попросивший Николсона зайти в обеденный салон. Зачем, он не объяснил. На пути вниз Николсон увидел четвертого помощника, выходившего из каюты радиста. Николсон вопросительно поднял бровь. Вэньер через плечо бросил взгляд на дверь только что покинутой каюты со смешанным выражением негодования и недоброго предчувствия.
— Эта старая бой-баба сегодня в голосе, сэр, — проговорил он.
— Кто?
— Мисс Плендерлейт, — пояснил Вэньер. — Она в каюте Уолтерса. Я только задремал, как она начала долбить в перегородку. Я проигнорировал это, так она вышла в коридор и принялась кричать. — Вэньер остановился и прочувствованно добавил: — У нее очень громкий голос, сэр.
— Так что же она хотела?
— Ей нужен капитан. — Вэньер скептически покачал головой. — «Молодой человек, я должна видеть капитана. Немедленно. Скажите, пусть зайдет ко мне». И выставила меня за дверь. Что мне делать, сэр?
— Именно то, о чем она просила, конечно. — Николсон усмехнулся. — Я хочу присутствовать при этом. Он внизу, в салоне.
Миновав одну палубу, они вместе вошли в салон с двумя вытянувшимися во всю его длину столами, рассчитанными на двадцать человек. Но теперь в салоне находилось только трое.
Капитан и второй механик стояли бок о бок, слегка покачиваясь вместе с судном. Как всегда в безукоризненной униформе, Файндхорн улыбался. Равно как и Уиллоуби. Однако на этом сходство между ними заканчивалось. Высокий, сутулый Уиллоуби с коричневым морщинистым лицом и копной спутанных волос был кошмаром для любого портного. Он носил неглаженую рубашку, бывшую когда-то белой, с оторванными пуговицами, выцветшим воротником и плечами, да грубые парусиновые брюки, складчатые, как слоновьи ноги. Легкие парусиновые туфли без шнурков были надеты на носки в ромбовидную клетку. Он явно не успел побриться, хотя, вероятно, его бритва лежала нетронутой уже неделю.
Полуоблокотившись на буфетный стол, девушка смотрела на Файндхорна и Уиллоуби. Николсону и Вэньеру был виден лишь ее профиль — правый уголок рта изогнулся вверх, образовав ямочку на оливкового оттенка персиковой щеке — она улыбалась. У девушки был прямой, великолепный точеный нос, широкий покатый лоб и собранные вокруг шеи толстым жгутом шелковистые иссиня-черные волосы, — такие блестят при ярком солнце как вороново крыло. Она отличалась типично евразийской красотой, однако при более пристальном взгляде — а мужчины всегда окидывали ее очень пристальным взглядом — становилось ясно, что она не совсем типичная евразийка, ибо черты ее не слишком широкого лица были необычайно нежными, а удивительные глаза намекали скорее на дальний север Европы. Глаза девушки, столь поразившие Николсона на борту «Кэрри Дэнсер», действительно несли в себе ясную голубизну, очень насыщенную, являясь прекрасным украшением прекрасного лица. Сейчас вокруг этих поразительных глаз едва заметно проступали темные, синеватые круги усталости.