Файндхорн слабо улыбнулся, — и даже это, видно, стоило ему огромных усилий, ибо улыбка перешла в гримасу боли.
— Не время скромничать, мой мальчик. Вы командуете, мистер Николсон. — Он закашлялся и поднял глаза к небу. — Самолеты, мистер Николсон. Они запросто могут перестрелять нас, как кроликов во время спуска в шлюпки.
— Они безо всяких помех сделают это и в открытом море, — пожал плечами Николсон. — У нас нет выбора, сэр.
— Конечно. Простите за глупое замечание. — Файндхорн откинулся и закрыл глаза.
— Самолетов нам опасаться нечего, — раздался до странности уверенный голос Ван Эффена. Он улыбнулся Николсону. — Вы и я могли умереть уже дважды. Они или не могут, или не желают стрелять в нас. Есть также и другие причины, но время не терпит, мистер Николсон.
Глухой протяжный рокот прокатился по судну. Затем «Вирому» охватила тяжелая беспрерывная дрожь от носа до кормы, и почти мгновенно от резкого головокружительного крена палуба ушла из-под ног куда-то в сторону кормы. Николсон ухватился за дверь и слабо улыбнулся Ван Эффену.
— Время на самом деле не терпит, Ван Эффен. Не могли бы вы всегда столь масштабно иллюстрировать свои мысли? — Он повысил голос: — Так, всем в шлюпки.
Спешить, однако, следовало ранее — положение стало отчаянным. Перегородки цистерны номер два были прорваны, и нефть уже полилась в море, так как «Вирома» здорово осела на корму. Николсон ясно понимал, что чрезмерная суматоха и напряжение могли лишь вогнать пассажиров в панику. Маккиннон и Ван Эффен распределяли пассажиров по местам, перенося больных и укладывая их между банками, обмениваясь при этом спокойными, бодрыми репликами. Сквозь гул пожара пробивался какой-то странный звук, сочетавший пронзительное, заставлявшее леденеть кровь шипение и глухой треск, похожий на звук рвущегося ситца, только интенсивнее в тысячу раз.
Пекло теперь было просто невыносимым. Две огромные стены огня стали неуклонно сходиться друг с другом — бледно-голубая полупрозрачная завеса, поблескивавшая и полуреальная, наступавшая с носовой части танкера, и подернутая дымом, кроваво-красная — с кормы. Дыхание теперь раздирало горло. Дженкинс страдал, наверное, более всех, ибо раскаленный воздух постоянно запускал свои когти в обожженную кожу и кровоточащую плоть его рук. Маленький Питер Тэллон, наоборот, испытывал минимальные неудобства, о чем позаботился боцман, смочивший в раковине кладовой большое шерстяное одеяло и завернувший мальчика с ног до головы.
Через три минуты после приказа Николсона обе шлюпки были спущены на воду. Левобортная, управляемая только Сайреном и его людьми, коснулась морской поверхности первой, что не удивительно, так как людей в ней было меньше, к тому же, почти непострадавших. Однако, бросив на нее прощальный взгляд, Николсон понял, что пройдет много времени, пока Сайрену и компании удастся отойти от танкера на безопасное расстояние. Они предпочли заняться выяснением отношений на почве управления такелажем, и двое из них уже наносили друг другу увесистые удары под общий гвалт и бурную жестикуляцию. Николсон безразлично отвернулся. И менее чем через минуту последним спускался по узловатому спасательному лееру в шлюпку номер один. Только увидев под собой набитую пассажирами и оснащением лодку, Николсон осознал, сколь трудно будет на одних веслах отплыть от борта, тем более, что только трое или четверо умели или хотя бы могли грести. Однако, когда его нога коснулась байки, двигатель закашлял, зафыркал и наконец завелся, перейдя на ровное урчание, едва слышимое в гуле пожара.
Через минуту они уже порядочно отошли от борта «Виромы» и огибали нос танкера. Несмотря на две сотни футов воды, отделявшие их теперь от объятого пламенем бака «Виромы», от жара по-прежнему слезились глаза и першило в горле. Николсон, тем не менее, старался держаться пока в относительной близости от судна и обходить нос без потери дистанции. Вскоре левый борт танкера предстал перед ними, как и шлюпка номер два. Сайрену, видимо, удалось наконец восстановить порядок угрозами и беспрерывным и беспорядочным использованием отпорного крюка. Вследствие чего двое лежали на дне шлюпки, еще один занимался своей повисшей плетью рукой, и у Сайрена, в итоге, осталось только трое для борьбы с волнами и течением. Николсон сжал губы и посмотрел на капитана. Файндхорн истолковал этот взгляд правильно и тяжело и неохотно кивнул.
Спустя полминуты Маккиннон швырнул кольцо веревки, аккуратно приземлившееся на борт второй шлюпки. Сайрен быстро обвязал веревку вокруг мачтовой банки, и почти одновременно моторная шлюпка двинулась прочь от танкера. На этот раз Николсон не делал попыток обогнуть судно и направился прямо в море, намереваясь покрыть максимально возможное расстояние за минимально короткое время.