Перемена была такой неуловимой, что поначалу не смогла запечатлеться в шатком сознании людей. Первым ее заметил Маккиннон, сразу понявший ее значение. Немного поморгав от отраженных глянцевой поверхностью моря и бивших в глаза солнечных лучей, боцман выпрямил спину, обследовал горизонт от севера к востоку и впился пальцами в руку Николсона.
— В чем дело, боцман? — быстро спросил Николсон. Но Маккиннон лишь смотрел на старшего помощника, раздвинув потрескавшиеся воспаленные губы в счастливой улыбке. Николсон воззрился на него безучастным, непонимающим взглядом, подумав было, что, вот, и Маккиннон перешагнул грань. И вдруг до него дошло.
— Ветер! — Его голос прозвучал лишь слабым, каркающим шепотом, но лицо Николсона, ощутившее первые прохладные прикосновения бриза, отображало всю гамму испытываемых чувств. Почти тут же он, в точности, как и Маккиннон, оглядел северо-восточный горизонт и в первый и единственный раз в жизни хлопнул боцмана по спине. — Ветер, Маккиннон! И туча! Вы ее видите? – Он вытянул руку туда, где из-за горизонта только начинала выползать голубовато-лиловая облачная гряда.
— Вижу, сэр. Сомневаться не приходится. Двигается прямо на нас.
— А ветер усиливается с каждой минутой. Чувствуете? — Он потряс спящую санитарку за плечо. — Гудрун! Просыпайтесь! Проснитесь же!
Она зашевелилась, открыла глаза и подняла их на Николсона.
— Что такое, Джонни?
— Для вас — мистер Николсон, — сказал он с притворной строгостью. — Хотите увидеть самое прекрасное зрелище на свете? — Тень недоброго предчувствия пробежала по ясной голубизне ее глаз, и, поняв, о чем она думает, он снова улыбнулся. — Дождевая туча, глупышка! Чудесная, великолепная дождевая туча. Будьте добры, растрясите капитана.
Воздействие на экипаж шлюпки известия о приближающемся дожде было ошеломляющим, произошедшая с людьми перемена — просто невероятной. Через две минуты все, без исключения, проснулись и жадно вглядывались в северо-восток, возбужденно переговариваясь. Хотя нет, было одно исключение. Молодой солдат Синклер не удостоил весть абсолютно никакого внимания и сидел на банке в полнейшем безразличии, уставившись себе под ноги. Остальные же вели себя, как обреченные на смерть, которым снова даровали жизнь. Так оно и было. Файндхорн распорядился раздать всем по дополнительной порции воды. Гряда облаков теперь ощутимо приблизилась. Ветер крепчал, холодя уставшие от жары лица. Надежда вновь вернулась на шлюпку, а желание жить — к ее обитателям. Николсон смутно сознавал, что это возбуждение и физическая активность имеют чисто нервную природу и, вероятно, подтачивают последние силы. Он сознавал также, что любое разочарование, любой каприз внезапно повернувшейся фортуны станут теперь равносильны смертному приговору. Ничто, однако, этого пока не предвещало.
— Долго ли еще, как вы думаете, дружище? — раздался голос Фарнхольма.
— Сложно сказать. — Николсон перевел взгляд на северо-восток. — Полтора часа, возможно, а возможно и меньше, если ветер будет крепнуть. — Он посмотрел на капитана. — А вы как считаете, сэр?
— Меньше, — кивнул Файндхорн. — Ветер определенно усиливается.
— «Несу я море свежести иссохшим цветам», — торжественно продекламировал второй механик. Он радостно потер руки. — Под «цветами» следует понимать «Уиллоуби». Дождь, дождь, восхитительный дождь!
— Подождите ликовать, Уилли, — предостерег Николсон.
— Что вы имеете в виду? — резко спросил Фарнхольм.
— Только то, что дождевые облака не всегда оборачиваются дождем, — сказал Николсон как можно более безмятежным тоном. — Не сразу, по крайней мере.
— Не хотите ли вы сказать, молодой человек, что наше положение ничуть не улучшится? — На шлюпке был только один пассажир, называвший Николсона «молодым человеком».
— Ну конечно же, нет, мисс Плендерлейт. Облака выглядят достаточно тяжелыми и должны, прежде всего, защитить нас от солнца. Однако главное — ветер. Если он подхватит нас и не будет слабеть, мы способны достичь Зондского пролива в течение ночи.
— Тогда почему вы до сих пор не подняли паруса? — вопросил Фарнхольм.
— Потому что, судя по всему, дождь БУДЕТ, — терпеливо проговорил Николсон. — Мы должны приготовить емкости для воды, стаканы, ковш, — все, что имеется в наличии. Да и пока ветра все равно не хватит, чтобы переместить нас за минуту даже на пару футов.
Большую часть следующего часа никто не произнес ни слова. С осознанием, что спасение не будет столь немедленным, доля прежнего безразличия вернулась. Но лишь доля. Ни один человек не закрыл глаза и не уснул. Туча подходила к шлюпке по траверзу, со стороны правого борта, и поглощала все внимание людей. Вероятно, поэтому никто из них не удосужился посмотреть на Синклера, пока уже не стало слишком поздно.