Выбрать главу

Полина постояла, глядя на лимонную звезду. По краю желтый цвет смешался с синим и стал ядовито-зеленым. Из конторы послышался грохот, словно уронили буфет с посудой. Полина вздрогнула и, тихо ступая, пошла к себе. В восьмом номере тоже проснулись, из-за двери женский голос с тупой настойчивостью повторял: «Ну? Ну? Ну?» Полина прислушалась. Женщина перешла на «Да! Да!», потом застонала.

Полина сглотнула, сунула руку в карман, ища ключ. Ключ оказался в другой руке. Ее интимная жизнь приближалась к нулю. Она попыталась вспомнить – да, последний раз это было с Саймоном, когда она забыла серьги на ночном столике. Замок заедал, она вынула и снова вставила ключ, повернула. В кармане запиликал телефон. Номер высветился нью-йоркский.

– Доброе утро! Мне нужно переговорить с мисс… Рыжик, это правильный номер?

– Да… – выдохнула Полина, застыв на пороге. – Да, это я.

– Меня зовут Бетси Кляйн. Я редактор журнала «Еврейское книжное обозрение».

Полина не шевелилась, боясь ненароком разрушить ткущееся из воздуха чудо.

– Мы ищем человека для работы с русским архивом. Вам это интересно?

О, волшебное, любимое обозрение милых еврейских книг! Полина страстно закивала головой.

– Але! Вы меня слышите? – заволновалась Бетси Кляйн. – Але?

– Да, да! Да, слышу! – закричала Полина. – Да, интересно!

– Тут связь такая… – пробормотала Бетси. – Вы когда могли бы подъехать?

Полина открыла рот, задохнулась, сипло выдавила из себя:

– Это интервью?

– Ну да… – растерянно ответила Кляйн. – Интервью.

– А можно сейчас?

На том конце замолчали, потом Бетси сказала:

– В три?

– В три! – Полина нажала отбой, зажмурилась, подпрыгнула и заорала: – В три-и! В три!

Из восьмого испуганно высунулась женская голова с мокрыми волосами.

– У меня интервью! – прокричала Полина.

– Знаю. В три! – девица хлопнула дверью.

Полина вышла на 72-й, в подземке было душно, она боялась, что вспотеет и под мышками выступят пятна. Поэтому она держала руки чуть на отлете, словно собиралась взлететь. Полина прошла несколько кварталов, искоса поглядывая на свое отражение в витринах: прямая спина, строгое платье, серьезный взгляд. Минимум макияжа, никаких духов – строго и стильно, серьезный специалист по русской словесности. Не вертихвостка, но и не синий чулок.

Здание одним углом выходило на Бродвей, другим – на Восемьдесят Первую улицу. Дом был старый, Полина поднялась на второй этаж, этажом выше шел ремонт, оттуда воняло сырой побелкой и слышалась задорная мексиканская музыка. Полина посмотрела на часы, глубоко вдохнула и толкнула дверь.

Редакция оказалась тесной. Бетси Кляйн, худая женщина за сорок, с властным лицом и крупными темными глазами, очевидно, некогда блиставшая семитской красой, жгучей, но, увы, скоротечной, сидела в комнате с половиной окна, вторая половина принадлежала кому-то невидимому за перегородкой. Полина отказалась от предложенных на выбор кофе, чая, воды и почти сразу пожалела об этом – она начала говорить, и у нее тут же пересохло в горле.

Несколько раз звонил телефон, Бетси делала строгое лицо, брала трубку и скупо отвечала тихим голосом. Извинялась, кивала Полине, та продолжала. Закончив говорить, Полина застыла, костяшки кулаков у нее побелели от напряжения. Редакторша помолчала, потом сказала:

– У меня сын окончил Беркли год назад. Работу нашел только в марте. Получает… – она махнула рукой. – Господи, куда все катится?

Полина, кивнув, согласно вздохнула.

– Мы вас можем взять по контракту. На три месяца, – произнесла Бетси другим, официальным голосом. Полина радостно подалась вперед, хотела что-то сказать, редакторша перебила:

– Погодите, погодите. У вас диплом Колумбийского университета, вы специалист по Толстому, свободно владеете русским. Мы вам предлагаем место переводчика и помощника архивариуса, понимаете?

Полина весело кивнула:

– Да, да, я согласна.

Бетси поглядела на нее, грустно сказала:

– Вы ведь даже не спросили, сколько вам будут платить.

– Да! А сколько?

Полина занималась документами для музея Холокоста, которые в двух больших коробках прислали из России. По большей части это были копии протоколов допросов полицаев, старост, надсмотрщиков концлагерей. Часть документов оказалась на украинском. Полина сначала испугалась, но когда почитала, ей стало ясно, что украинский – тот же русский. Попадались смешные, непонятные слова, казалось, их вставили в текст ради шутки.