Было еще светло, когда мы утрамбовали снег для палатки на склоне Хан-Тенгри. Крутой бугор скрывал от нас плечо. Только огромные карнизы виднелись левее нашего пути, похожие на слоистые бисквиты, нарезанные неровными кусками.
Каждый свежевыпавший слой снега покрывался пылью, наносимой ветром пустыни, слеживался, кристаллизовался и постепенно менял свой первоначальный цвет.
Таких слоев было очень много.
Мы рано забрались в мешки, но заснуть не могли. Предстоящее восхождение взбудоражило всех. Нервное оживление царило в нашей тесной палатке. Сорокин провел анкету. Каждый должен был написать свое мнение о снаряжении, о силах участников, о том, как пойдет подъем на вершину. Шекланов, немного притихший, написал на все вопросы один ответ: «Не до жиру, быть бы живу»…
Вверх
Ему не оставалось ничего другого, как возвратиться; он обязан был это сделать для своих товарищей. Но в нем навсегда осталось одухотворенное очарование вершины, которое он тогда пережил.
Настало 4 сентября. Жестокий холод забрался ночью даже в спальные мешки.
Небо было еще усеяно крупными мерцающими звездами, когда мы выстроились гуськом, надежно связанные веревкой, и начали подъем, зигзагами пробивая в снегу тропу.
Альтиметр показывал высоту 4800 метров. Высота давала себя чувствовать. За последние два дня мы немного свыклись с пониженным давлением воздуха, но чем выше поднималась наша четверка, тем труднее становилось дыхание, тем сильнее колотилось сердце от каждого резкого движения.
Остановки делали все чаще. Наконец, Сухорецкий шагнул в сторону и отвязал свою петлю. На его место вышел я. Передовому подъем давался еще труднее. Ноги по колено уходили в сыпучий снег. Каждый шаг приходилось прощупывать ледорубом.
Я не сделал и десяти зигзагов, как почувствовал необходимость сменить место в цепочке.
Показалось солнце. Стало теплее и как-то веселее. Теперь можно было отдыхать, вытянув из снега озябшие ноги. Солнце быстро прогревало черные ботинки. Пар вился над мокрыми шерстяными носками.
Внизу сверкали ледниковые озерки, четко виднелся наш след до места ночлега.
Подъем продолжался. Склон стал еще круче, а снег, согретый солнцем, еще рыхлее и сыпучей. Эта неприятная особенность тяньшанских вершин всегда затрудняет путь горовосходителям. Воздух здесь необычно сух. Снег испаряется, не превращаясь в воду. Поэтому на вершинах нет прочного наста, который мог бы облегчить движение. Снег лежал пышной, холодной толщей и податливо уходил под нашими ногами. Передовой часто проваливался по пояс. Нельзя было идти «след в след». Снег приходилось пробивать всем телом. За нами оставалась настоящая траншея.
Все мы испытывали чувство бессильной ярости. Снег казался таким прочным, таким надежным. Хотелось рывком выбраться на его поверхность — может быть, это только здесь, под ногами, он такой сыпучий, ведь вот совсем рядом он слежался и крепок, как скала.
Но это впечатление было ложным, кажущимся. Стоило кому-нибудь сделать шаг в сторону и, так же как передовой, он проваливался сразу по пояс.
Приходилось покориться: мы продолжали свой подъем цепочкой, часто отдыхая, сменяя передовых, шаг за шагом преодолевая крутизну склона.
Ледник заметно уходил в глубину. По-новому открывался перед глазами вид на противоположный склон долины, на ледяной амфитеатр Баян-кола, на черную ленту Северного Иныльчека.
Но по-прежнему далекими казались нам слоистые карнизы и намеченная для ночлега площадка под одним из смежных бугров.
Сделали большой привал. Закусили всухомятку. Погрели ноги на солнце, сравнили показания альтиметров.
Подъем проходил нормально. Настроение у всех было хорошее. Обменивались шутками, замечаниями.
Шекланов вслух мечтал о лыжах.
— Давайте, братцы, здесь и заночуем, — сказал Сорокин. — Охота нам выматываться! А завтра не спеша пошли бы дальше.
Сухорецкий указал ему на лавинный след, довольно близко проходивший мимо нашей стоянки.
— Нельзя здесь, — сказал он. — Еще часа два потопаем…
Но через час нам преградила путь широкая трещина. Начались поиски мостка и медленная, опасная переправа. Каждый неверный шаг мог увлечь нас вниз, по крутому склону. Все это заняло около четырех часов. Солнце теперь было скрыто южной гранью Хан-Тенгри.
Стало очень холодно. Мы выбрали место под крутым обрывом и начали топтать снег, готовясь к ночлегу.