– Именно.
Они легко играли в заговорщиков, им было не привыкать. В другой жизни оба славились экстравагантными выходками, часто мелькали на обложках журналов и бульварных газет. И, кажется, от того, что его закат привлек меньше внимания, он был куда менее болезненным. Из-за этого Скотт ощущал некоторую вину, словно должен был сделать что-то невозможное для спасения жены.
Выезжая с территории клиники, он всегда чувствовал себя так, будто они с Зельдой наконец-то вырвались на свободу. Конечно, это была только иллюзия, но каждый раз он с удовольствием воображал, будто они обычная парочка на увеселительной прогулке. Даже машину он вел иначе. В Принстоне ему не раз доводилось бывать свидетелем аварий со смертельным исходом, и теперь, когда поздней ночью кто-то из его подвыпивших друзей гнал машину по темным дорогам Лонг-Айленда или французской Ривьеры, ему было страшно. Поэтому, пьяный или трезвый, обычно он старался вести машину очень аккуратно и медленно, так что иногда из-за этого и сам представлял угрозу для других водителей. Вот и сейчас вместо того, чтобы затеряться в общем потоке, Скотт навлек гнев всех, кто вынужден был за ними плестись.
Обогнав их, какой-то водитель грубо гаркнул, обернувшись:
– Дома сиди, придурок!
Скотт даже бровью не повел.
Зельда сидела рядом и, чуть прищурив глаза, словно моряк, смотрела вдаль, за окно, на мелькающие ручьи и цветущие грушевые деревья. Ее шарф трепетал на ветру… Скотт отвлекся от дороги и украдкой бросил взгляд на кнопку замка́, чтобы удостовериться – дверь машины заперта. Однажды, когда они ехали по крутой трассе над обрывом на Кап-Ферра, Зельда внезапно открыла дверцу и какое-то время, хохоча как ребенок, ехала на подножке, пока он не затормозил. И все это в отместку за то, что Скотт дурно отзывался о Мэрион Дэвис[5] в разговоре с Сарой и Джеральдом[6] – во всяком случае, так ему показалось. Вспоминая прошлое, Скотт с прискорбием осознавал, что не может с точностью сказать, когда Зельда начала терять рассудок и как долго он этого не замечал. Теперь-то он все время был настороже, по горькому опыту зная, что в любую минуту жена может броситься на него и вывернуть руль.
Зельда лениво откинулась на спинку сиденья и прикрыла глаза. Из-под шарфа, развевающегося на ветру, виднелся едва заживший малиновый шрам. Поймав на себе взгляд Скотта, Зельда повернулась к нему и в шутку показала язык.
Машина остановилась перед единственным в городе светофором.
– Плохо выглядишь.
– Пожалуй, – согласился Скотт.
– Не пьешь?
– Не сплю.
– Перебирайся к нам на недельку. Сам себя не узнаешь.
– Кому-то из нас нужно работать.
– Не говори ерунды, Додо. Мама нам поможет.
– Ей бы кто помог.
Из Трайона они выехали на север, и из низины, где воздух был прохладный и влажный, дорога вновь стала подниматься в горы. За окном промелькнули сначала одинокий издольщик, вспахивающий склон холма на вислоухом муле, за ним – стайка диких индеек и сурок, стремглав юркнувший в нору. С каждым поворотом им становилось друг с другом все легче, и казалось, что когда-нибудь они станут вспоминать этот день как счастливую передышку.
Скотт опасался волновать Зельду раньше времени и потому не спешил рассказывать ей о Голливуде. Жену нужно было подготовить, выбрать для новости подходящий момент. И это не из-за надежды на будущее или страха за нее, просто он знал: дома Зельде будет лучше. Пока все шло хорошо – он не заметил в ней ни малейшего проявления нездоровья. А ведь нужно было еще обсудить приезд Скотти на каникулы. Во время последней встречи в Вирджиния-Бич Зельда была не в себе, и Скотти злилась и грубила ей. Между ними вышла ссора на глазах у всего променада, а он – дурак! – пытался их помирить. С тех пор прошло немало времени, он просил дочь написать Зельде, одновременно испытывая к Скотти сочувствие и желая привить ей ответственность за мать. Но он и сам был безответственным сыном!
И все же он не терял надежду помирить Зельду и Скотти, хотя понятия не имел, как это сделать. Очень многое в его жизни теперь зависело от искусства договариваться, которым он никогда не владел.
Они добрались до перевала и потихоньку поехали вниз. Извилистая дорога серпантином спускалась с горы, петляя крутыми поворотами. Далеко внизу долину делила пополам узкая голубая полоска озера Льюр. Зельда словно пыталась впитать в себя красоту открывавшихся перед ней видов. В небе над скалами хищно кружили ястребы. Скотт следил за дорогой и не заметил, как сзади замаячил туристический автобус – он подбирался к ним все ближе и ближе, пока его отражение не заняло все зеркало заднего вида.
6
Сара и Джеральд Мерфи – друзья Фицджеральдов, супружеская пара, которой Фицджеральд посвятил роман «Ночь нежна», частичные прототипы Дика и Николь Дайвер.