– Если я считаю Венделла мерзким ничтожеством, это еще не означает, что дети должны думать так же, – пожала она плечами. – Я хочу, чтобы перед ними был пример мужчины, пусть и не настоящего. Им нужно у кого-то учиться.
– И поэтому вы рисуете им некий идеал?
– Возможно, я и не права. Ну, а что мне остается делать? – спросила она, и лицо ее покраснело.
– Действительно. Особенно когда он выкидывает подобные номера.
– Понимаю, что изображаю его лучшим, нежели он заслуживает, но не могу же я разоблачать отца в глазах его сыновей.
– Я вас понимаю. Наверное, на вашем месте сама поступала бы точно также, – сказала я.
Она вдруг сделала импульсивное движение и взяла меня под локоть:
– Пожалуйста, оставьте нас в покое. Я не знаю и не понимаю, что происходит, но не хочу, чтобы во все это оказались втянуты дети.
– Если бы это зависело только от меня, я бы вообще вас не трогала. Однако мне кажется, что вам бы стоило самой все им рассказать.
– Почему?
– Вас может заставить сделать это Венделл, и заставить насильно, тогда не исключено, что результат окажется очень нехорошим.
8
К тому времени, когда я дотопала до яхт-клуба Санта-Терезы и пробилась через окружавшую его толпу купающихся, было уже почти десять часов. Выйдя от Даны Джаффе, я рванула по сто первому шоссе прямо к себе домой, и сейчас же принялась лихорадочно перебирать вешалки со шмотками, которые когда-то пожертвовала мне Вера. Согласно ее просвещенному мнению, я просто серость и зануда в манере одеваться, поэтому она пытается учить меня основам того, что считает "шиком моды". Вера помешана на ансамблях, составленных так, будто всю оставшуюся жизнь вам предстоит спать на вентиляционных решетках. Жакетка, под ней фуфайка, под фуфайкой туника, и под туникой штаны. При таком облачении единственное, чего мне не хватает, так это тележки из универсама, чтобы возить за собой свои пожитки.
Перебирая одежки, я старалась угадать, что с чем следует одевать. Когда доходит до всей этой чепухи, я чувствую, что мне не хватает тренера или кого-то другого, кто был бы способен объяснить все тонкости и нюансы стратегии облачения. Поскольку Вера на двадцать фунтов тяжелее и на добрые пять дюймов выше меня, то я сразу же отбросила слаксы, решив, что буду выглядеть в них как Простак из "Белоснежки и семи гномов". Вера отдала мне две длинные юбки с эластичными поясами, заверив, что любая из них будет потрясающе смотреться с моими черными кожаными сапогами. Было тут и доходящее до лодыжки платье из репса, с набивным рисунком, похожее на те, какие носили в сороковые годы. Натянув его через голову, я принялась разглядывать себя в зеркале. Вера, когда одевала это платье, выглядела в нем как женщина-вамп, как самая настоящая роковая обольстительница. Я же смотрелась как шестилетка, вырядившаяся в старые тряпки из сундука своей бабушки.
В конце концов я остановила свой выбор на длинной черной юбке из мокрого шелка. Отдавая мне ее, Вера, видимо, полагала, что я укорочу юбку, но я просто подвернула ее несколько раз у пояса, что создало довольно своеобразный эффект. От подруги мне достались и укороченная туника того цвета, который Вера называла темно-серым (на самом же деле это была смесь серого с цветом сигарного пепла), и длинная белая жилетка, которую можно было надеть с тем и другим. Вера сказала, что ансамбль можно будет дополнить и заставить заиграть разными мелочами туалета и украшениями. Вот уж действительно отличный совет. Как будто бы я имела хоть малейшее понятие, как это сделать! Я тщетно порылась в ящиках в поисках подходящих украшений и наконец решила надеть длинный расшитый шарфик, который сделала еще моя тетя. Я немного похлопала по нему, чтобы расправить слежавшуюся ткань, а потом обернула вокруг шеи так, чтобы концы свешивались впереди. Эффект мне понравился: получился небрежно-независимый вид, нечто в стиле Айседоры Дункан или Амелии Эрхард: дескать, а плевать мне, кому и как это может понравиться.
Стоящее на сваях здание яхт-клуба находилось по соседству с пляжем. Вправо от него размещалась контора начальника порта, а влево уходила длинная бетонная дуга волнолома. В тот вечер прибой был особенно сильный, и шум его напоминал грохот, какой издают машины, едущие по деревянному настилу. Океан, выведенный из равновесия загадочными отдаленными погодными пертурбациями, которые сами скорее всего так и не дойдут до наших мест, колыхался мощно и для этого времени года необычно. В воздухе стояла плотная дымка, сквозь которую, как сквозь маскировочную сеть, где-то у горизонта просматривались неясные, чуть подсвеченные луной тени. Слабо поблескивал белый песок, а валуны, наваленные вокрут опор, на которых стояло здание клуба, были облеплены длинными морскими водорослями.
Даже сюда, вниз, на дорожку доносились громовые раскаты хохота собравшихся наверху в баре выпивох. Я поднялась по широким деревянным ступеням и вошла в стеклянные двери. Справа от входа наверх уходила еще одна лестница, и я стала подниматься в бар, откуда сильно тянуло табачным дымом и неслась музыка из автомата. Помещение в форме буквы "Г" было частично отведено тем, кто приходил сюда поужинать, а частично – посетителям бара, что было в общем-то разумно и удобно. Шум здесь стоял угнетающе громкий, и это при том, что большинство ужинающих уже ушли, да и бар был заполнен только наполовину. Пол скрывался под ковровым покрытием, весь верхний этаж опоясывала сплошная стеклянная стена, обращенная на Тихий океан. Днем члены клуба наслаждались открывавшейся отсюда панорамой. А в вечерние часы затемненное стекло отбрасывало в зал отражение, ясно указывающее на необходимость хорошей уборки, настолько окна были захватаны и заляпаны. Подойдя к столику метрдотеля, я остановилась, увидев, что он уже направляется через зал мне навстречу.
– Слушаю вас, мадам, – проговорил он. Было похоже, что его только недавно назначили на это место, повысив из старшего официанта. Он по привычке все еще держал полусогнутой левую руку, на которой должно висеть полотенце для винных бутылок, хотя никакой необходимости в этом уже не было.
– Я ищу Карла Эккерта. Он сегодня здесь?
Я увидела, как взгляд метрдотеля оценивающе пробежался по мне снизу вверх, начав с моих неряшливых сапог, потом, скользнув по длинной юбке, по жилетке с расшитым шарфиком, остановился, наконец, на моих скверно подстриженных волосах, которые морской ветер взбил настолько, что превратил в почти идеально растрепанную копну.
– Он вас ждет? – спросил метрдотель тоном, по которому можно было заключить, что вторжению марсиан он бы удивился меньше.
– Теперь ждет, – ответила я, вложив мэтру в ладонь скромно свернутую пятидолларовую бумажку.
Бывший официант опустил купюру в карман, даже не посмотрев на ее достоинство, и я пожалела, что не дала ему доллар. Потом показал мне на человека, в одиночестве сидевшего за столиком возле окна. Пока я шла к нему через весь зал, у меня было достаточно времени, чтобы его рассмотреть. Я бы дала ему немного за пятьдесят, он был седой и коренастый, его запросто можно было назвать моложавым. Лицо, когда-то, видимо, привлекательное, теперь стало несколько расплываться в районе подбородка, правда, мужчину это совсем не портило. Большинство посетителей бара были одеты кто в чем, Карл же Эккерт в консервативный темно-серый "в елочку" костюм и светло-серую рубашку с темно-синим, с узенькими полосками, галстуком. Пробираясь между столиков, я мучительно думала, с чего, черт побери, начать с ним разговор. Он заметил, что я к нему направляюсь, и следил за моим приближением.
– Карл? – спросила я, подойдя к столику.
– Совершенно верно. – Он вежливо улыбнулся.
– Мое имя Кинси Милхоун. Можно мне к вам присоединиться?
Я протянула ему руку. Привстав и слегка поклонившись, он протянул свою. Рукопожатие у него было сильным и энергичным, ладонь холодная от бокала, который он до этого держал в руке.
– Если хотите, – ответил он, сделав жест в сторону стула. Его голубые глаза смотрели цепко и жестко.
Я поставила сумку на пол и уселась на тот стул, что стоял ближе других к его месту.
– Надеюсь, я вам не помешала.
– Смотря с чем вы пришли. – Улыбка у него была приятной, но какой-то мимолетной, а вот глаза не улыбались совсем.