Увидев меня, Брендон заулыбался и потянул в мою сторону ручонки, как будто бессловесно здороваясь со мной подобным образом. На нем был фланелевый ночной комбинезончик с голубыми зайчиками, топорщившийся на заднем месте из-за "памперса". Светлые волосики малыша были еще влажными после недавнего купания. Джульетта зачесала их так, что на затылке у Брендона получилось нечто вроде вопросительного знака. Даже через полкомнаты до меня доносился запах детского талька. Я опустила револьвер и засунула его назад, за пояс. Конечно, это не лучшее место для ношения оружия, и я прекрасно понимала, что рискую прострелить себе задницу. Но, с другой стороны, мне не хотелось класть револьвер в сумочку: там в случае необходимости отыскать его было бы гораздо сложнее, чем когда он торчал у меня за спиной, постоянно нацеленный чуть ниже.
По-видимому, семейное собрание протекало негладко, как это обычно и бывает. Единственным, кто пока что получал от него полное удовольствие, был Брендон. Майкл с отсутствующим выражением лица стоял в углу комнаты, прислонившись к комоду. Он крутил и внимательно разглядывал надетый на палец отцовский школьный перстень, который в тот момент выполнял, судя по всему, роль четок. Мне доводилось видеть, как профессиональные теннисисты, настраивая себя на игру, сосредотачиваются примерно таким же способом, неотрывно глядя на струны ракетки. Пропитанная потом рубашка, перепачканные землей джинсы и ботинки Майкла позволяли заключить, что он не успел привести себя в порядок после работы. На голове у него еще оставался след от шлема. Видимо, когда Майкл вернулся домой, Венделл уже был здесь.
Джульетта устроилась в головах кровати. Она сидела, подтянув под себя голые ноги и обхватив их руками. В майке с широким вырезом и шортах-"оборванках", Джульетта казалась особенно маленькой и напряженной. Она не вмешивалась в разговор, предоставляя ему развиваться естественным образом. Единственным источником света в комнате была настольная лампа, судя по всему, перекочевавшая сюда из времен Джульеттиного детства, из ее детской комнаты. Лампу накрывал гофрированный, абажур ярко-розового цвета. В основании лампы стояла кукла в жесткой юбочке, протягивавшая вперед руки. Рот у нее был сделан в форме розового бутончика, а ресницы образовывали над глазами густую и плотную челку, которую можно было открывать и закрывать. Лампочка внутри должна была быть не мощнее сорока свечей, от исходящего из куклы света комната казалась теплее.
Освещение неровно падало на лицо Джульетты: одна ее щека казалась ярко-красной, другая же находилась в тени. Лицо Венделла при этом выглядело угловатым и грубым, словно вырезанным из дерева, с резко прочерченными скулами. Он казался изможденным, нос его блестел по бокам, там, где оставались следы от пластической операции. У Майкла, наоборот, лицо было как у каменного ангела, холодное и чувственное одновременно. Темные глаза его лучились. Ростом и телосложением он повторял отца, хотя Венделл был помассивнее, и ему не хватало изящества Майкла. Все вместе они являли собой странную группу, чем-то напоминающую те картинки, какие обычно дают пациенту на приеме у психиатра с просьбой объяснить их.
– Здравствуйте, Венделл. Извините за вторжение. Вы меня помните?
Венделл перевел удивленный взгляд на Майкла и, кивнув головой в мою сторону, спросил:
– Это кто?
Майкл помолчал немного, глядя перед собой в пол, потом ответил:
– Частный детектив. Это она приходила насчет тебя к маме пару дней назад.
– Она работает на страховую компанию, которую вы надули на полмиллиона долларов, – вставила я, приветственно помахав Венделлу рукой.
– Я надул?
– Да, Венделл, – игриво подтвердила я. – Как ни дико это звучит. Страховку за жизнь можно получить только после смерти. Пока что вы не выполняете свою часть обязательств по сделке.
– Я мог видеть вас где-нибудь раньше? – Он смотрел на меня со смешанным выражением замешательства и осторожности.
– Мы пересекались во Вьенто-Негро, в гостинице.
Его взгляд свидетельствовал, что он узнал меня.
– Это вы тогда проникли в наш номер?
Я отрицательно помотала головой, мгновенно придумав ответ:
– Нет. Это был Хэррис Браун, бывший полицейский.
Венделл задумчиво покачал головой, показывая, что это имя ничего ему не говорит.
– Лейтенант полиции, бывший лейтенант, – уточнила я.
– Никогда о нем не слышал.
– Зато он слышал о вас. Его назначили вести расследование после вашего исчезновения. А потом отстранили, не знаю, почему. Я надеялась, вы мне сможете это как-то объяснить.
– Вы уверены, что он выслеживал именно меня?
– Не думаю, чтобы его пребывание там было простой случайностью, – ответила я. – Хэррис жил в триста четырнадцатом номере. А я – в триста шестнадцатом.
– Послушай, папа, может быть, мы закончим наш разговор?
Брендон закапризничал, и Венделл слегка пошлепал его, но без особого энтузиазма. Потом дед взял маленькую мягкую собачку и принялся вертеть ее перед носом у Брендона, одновременно продолжая участвовать в разговоре. Брендон схватил собачку за уши и притянул ее к себе. Должно быть, у него резались зубы, потому что он вгрызся в резиновое тельце собачки с теми же неподдельными энергией и жадностью, с какими я сама вгрызаюсь в жареного цыпленка. Удивительно, но его гримасы и ужимки странным образом дополняли разговор, продолжавшийся между Венделлом и Майклом.
– Я должен был скрыться, Майкл. – Судя по всему, Венделл продолжил разговор с того места, на котором он прервался после моего появления. – С вами это никак не было связано. Дело было во мне самом. В моей жизни. Я так сильно пролетел, что просто не было другого способа исправить положение. Надеюсь, когда-нибудь ты это сам поймешь. В нашем правосудии справедливости не найдешь.
– А-а, оставь ты это. Не нужно мне речей. Мы с тобой не на уроке политграмоты. Перестань нести чепуху, а главное, не пудри мне мозги насчет справедливости, понял? Ты провел здесь слишком мало времени, чтобы успеть это выяснить.
– Майкл, перестань, пожалуйста. Я не хочу с тобой ссориться. У нас для этого просто нет времени. И я не требую, чтобы ты соглашался с моим решением.
– Речь не обо мне одном, папа. Как насчет Брайана? Именно ему досталось больше всего.
– Я знаю, он сорвался, и делаю, что могу, – ответил Венделл.
– Ты был нужен Брайану, когда ему было двенадцать лет. А теперь уже поздно.
– Я так не думаю. Вовсе не думаю. Здесь ты не прав, поверь мне.
Майкл сделал гримасу и картинно воздел глаза к потолку.
– Поверить тебе? Ну и дерьмо же ты, папочка! Почему это я должен тебе верить? Да я тебе никогда в жизни больше не поверю!
Было видно, что Венделл искренне обескуражен и расстроен резкостью тона Майкла. Он не любил, чтобы ему противоречили. И не привык, чтобы его точку зрения оспаривали, особенно если это делал мальчишка, которому, когда Венделл исчез, было всего семнадцать лет. Майкл превратился во взрослого мужчину уже в отсутствие Венделла. Ему пришлось занять в семье то место, которое опустело с бегством отца. Возможно, Венделл полагал, что, вернувшись, сумеет все поправить, залечить прежние обиды, все расставить по своим местам. Думал, что спокойное объяснение сможет как-то компенсировать тот факт, что он бросил семью на произвол судьбы и сбежал.
– К сожалению, мы с тобой не поймем друг друга, – проговорил Венделл.
– Почему ты не вернулся и не уладил того, что наделал?
– Я не мог вернуться. Совершенно не представлял себе, как можно исправить положение.
– То есть тебя это просто не волновало. Тебе не хотелось идти ради нас ни на какие жертвы. Что ж, спасибо тебе огромадное. Мы ценим твою преданность семье. Это очень на тебя похоже.
– Нет, сынок, это неправда.
– Правда. Ты бы мог остаться, если бы только захотел, если бы мы для тебя хоть что-то значили. А правда состоит в том, что мы для тебя не значили ничего. Но это уже наша собственная проблема, верно?
– Разумеется, вы для меня многое значите. Я тебе именно это и пытаюсь втолковать, разве не так?
– Не знаю, папа. На мой взгляд, ты просто пытаешься как-то оправдать свое поведение.