Младшая Сестра принялась помогать Матери и учиться, так что Дарр Дубраули и Служитель остались одни в дозоре.
— Почему она всегда выбирает его, а не тебя? — спросил Дарр.
— Да что уж, — ответил Служитель, будто ответ был очевиден или, наоборот, слишком сложен.
— Ты добрей.
— О-хо-хо, — вздохнул Служитель, — не думаю, что это так уж важно.
— Правда?
— Он надежный кормилец. Посмотри, как трудится. Хороший супруг.
Теперь супруги почти не разлучались, всегда были вместе — в гнезде и в полете, в дозоре и в поисках пищи. Остальных они почти не замечали. Если они не строили и не ели, оба тщательно прихорашивались, чистили перья друг другу, ласково касаясь клювами груди или головы партнера, выклевывали кусочки пищи, насекомых и другой мусор. Подними клюв, и я почищу тебе шейку, склони голову, и я приведу в порядок оперенье на затылке. Иногда они отвлекались от дел и сцеплялись клювами: один прихватывал клюв другого, а тот выкручивался; потом менялись ролями, расправив хвосты и подрагивая. Время от времени игра достигала такого накала, что они дрались всерьез, широко распахнув клювы, поблескивая белесым внутренним веком, прикрывшим глаз. Потом они ненадолго отдалялись друг от друга, то ли от стыда, то ли просто от усталости, но долго злиться не могли и вскоре снова принимались за работу. Удивительно было смотреть на них, но и тревожно.
По вечерам они улетали от гнезда в дубовую рощу. Не стоит показывать ночным проходимцам, где именно появятся на свет твои птенцы. Остальные тоже возвращались с охоты и поисков пропитания, и все собирались вместе — все, кроме Бродяги. Он в последнее время почти не попадался им на глаза, возился где-то на окраине надела, выказывая полное равнодушие к происходящему.
— А было так же, когда я... — начала Младшая Сестра, и Дарр Дубраули сразу добавил:
— Да, так и было, когда мы...
— Да, так и было, — заявил Отец (лишь по ночам супруги отдыхали, а ночи становились все короче). — Всегда так. Если получается.
Мать уже задремала, но, услышав это, открыла глаза.
— Как-то весной, — продолжил Отец, — налетела буря и смела все, что мы построили. Почти закончили уже.
— И что вы сделали?
— Начали заново.
Дети примолкли.
— В другой год, — снова вступил Отец, словно не мог удержаться и хотел наконец поговорить об этом, — пришли Ласки. Прибрали всех птенцов, едва они вылупились.
Мать уже снова прикрыла глаза, но сейчас тревожно встрепенулась.
— И вы, — спросил Дарр Дубраули, — начали заново?
— Слишком поздно, — сказал Отец.
— Поздно?
— Момент ушел. Приходит момент и уходит; вот и всё.
Мелких птичек еще было слышно — некоторые продолжали петь даже ночью — и насекомых тоже, их гудение сменило зимнюю тишину.
— У меня так не будет, — заявила Младшая Сестра. — Никогда.
— Да ты сама не знаешь, — сказал Отец. — Ничего ты не знаешь.
Дарр Дубраули приподнялся, ему вдруг стало жарко.
— Трудное дело! — проговорил он.
— Скоро будет труднее. Всем вам придется помогать. Увидите.
— Но почему мы все делаем именно так? — прошептал Дарр. — А если попробовать иначе, лучше? Это же...
— Это наша Судьба, — сказал Отец, и его зоркие глаза блеснули в сумерках. — Так нам положено, так положено делать; всегда мы так делали, так и будем делать.
Дарр Дубраули замолчал. Отец с неимоверной важностью отвернулся от сына и закрыл глаза. Все замерли, уцепились лапами за ветки накрепко, чтобы не свалиться во сне. Спрятали клювы на груди. Дарр услышал тихий всхлип: это была Мать или Младшая Сестра, которая сидела чуть поклювнее? Его терзали упрямство и недовольство. Ему хотелось сказать — или услышать — что-то еще.
Судьба — Вороны говорят о ней только в эту пору. Если есть у них какие-то верования о мире и своем месте в нем, они выражаются этим словом — обычно Вороны вовсе не думают, почему мир такой, каков есть, почему они поступают так, как поступают. Вороны всегда скажут: «Мы такие», но лишь иногда они говорят: «Такими нам до́лжно быть». «Судьба» значит ровно это, не больше.
Гнездо достроили, выложили мягкой подстилкой — подшерстком мертвого Кролика, которого семья съела, пухом растений, названий которых они не знали, зато умели им найти применение. Отец и Мать теперь проводили дни в занятиях, которые Служителю казались трогательными и даже захватывающими, но дети находили их смешными и в то же время муторными.
— Ах. Ах, — выдохнул Служитель, подражая странному курлыканью, с которым Мать обратилась к своему супругу. — Смотрите.