После службы я остался поговорить с некоторыми нашими бывшими пациентами, у всех дела шли хорошо. Мы обсудили их дни в больнице (странно, как даже пребывание в психиатрической больнице может сотворить счастливые воспоминания). Чак, казалось, изменился сильнее всего, когда говорил о запахах окружавших его людей. Только когда все начали расходиться, он сказал:
— Было здорово снова увидеться с протом.
Заметив его бегающий взгляд, я на мгновение решил, что он хотел сказать «с Расселом», но г-жа Арчер, Эрни и Мария с энтузиазмом закивали.
— Он совсем не изменился, — объявил Эрни.
— Прот был тут? — спросил я максимально спокойно.
— Разве вы не видели его? Он стоял позади толпы.
Я попрощался и вернулся в лабораторию. Роб и Бетти были все еще там, деловито заняты процессом тестирования. Так, решив, что, возможно, наши бывшие пациенты сами придумали себе видения с участием прота, я вернулся в свой офис, где я заказал телефонный разговор с Вирджинией Голдфарб.
— Нет, — сказала она. — Я не видела его. А что? Он все-таки, был там?
То же ответили мне Бэмиш и Мэннингер.
Я выбежал во двор и начал расспрашивать других пациентов. Все они видели прота.
Мне хотелось сбежать. Из кабинета, больницы, из города. Сбежать от всего. Но я не знал, куда пойти. Я блуждал некоторое время по коридорам, когда ноги привели меня в кабинет Виллерса, где я занялся вопросами корреспонденции и бюджета, где меня и застал звонок от нашего нового администратора, Джо Гудрича, хорошего молодого человека и довольно компетентного, несмотря на ограниченный опыт. Он пытался мне что-то растолковать, но получалось не слишком хорошо. Наконец он выдохнул.
— Я получил звонок из «New York Times». Клаус Виллерс убил свою жену и затем покончил с собой. Очевидно, это произошло вчера вечером. Они хотят, чтобы вы отправили им факсом его некролог. Фактически, доктор Виллерс оставил записку, в которой просил, чтобы именно вы позаботились об этом.
Я пробормотал что-то и повесил трубку. Хотя я едва знал Клауса и Эмму, я был глубоко опечален этими трагическими новостями, и я не был уверен, почему. Возможно потому, что это случилось почти сразу после смерти Рассела и ухода прота. Слишком много, слишком быстро. Я чувствовал себя как паук у основания слива — независимо от того, насколько сильно я боролся, я не мог выбраться и убежать. И не было больше прота, который мог мне помочь.
В субботу я заставил себя сесть и просмотреть тест Роба, который еще не успела закончить Бетти. Чак также остался в пятницу допоздна, чтобы отнести образцы крови на анализ ДНК, хотя мы знали, что не получим результаты еще несколько недель. Во время работы я слушал запись «La Bohиme». Но я не подпевал и даже не слышал большую часть композиции.
Сначала я не поверил результатам, но потом вспомнил, что в случае с Робертом/протом ничто не могло быть обычным. Вот сравнение некоторых тестов Роба с тестами прота пятилетней давности.
ТЕСТ РОБ/ПРОТ.
IQ: 130/154.
Краткосрочная память: хорошая/превосходная.
Навык чтения: средний/отличный.
Артистическая способность: выше среднего / переменная.
Музыкальный слух: достаточный/ниже среднее число.
Общие знания: ограниченные/широкие и впечатляющие.
Слух, вкус, запах, осязательные остроты: нормальный/высокочувствительный.
«Шестое» чувство: нет/сомнительно.
ЭЭГ: норма (хотя отличается от прота) / норма.
Зрение.
1. Светочувствительность: нормальный/отмечающий.
2. Диапазон: нормальный/может видеть свет в ультрафиолетовом диапазоне, невозможно для человеческих естественных органов зрения.
В дополнение к вышеупомянутому, были также незначительные различия в цвете кожи и голосовом тембре. Роберт и прот были двумя абсолютно различными людьми, занимающими то же самое тело, как пара сиамских близнецов.
Пока я смотрел данные, какая-то мысль как бабочка, пойманная в ловушку, порхала на границе моего сознания, не давая мне покоя. Возможно, это было чувство вины от смерти Клауса? Наконец из ловушки сознания вылетела вместо бабочки старая моль с коричневыми крыльями: нужно с подозрением относиться к пациентам, которые просят выписать их. А Роберт ведь просил именно об этом.