Я помню одну из наших последних встреч с Вивианом, чуть ли не самую последнюю. Это было в Омске. Я помню Центральный базар, охваченный ветреным мраком среди белого дня под пламенеющим небом. Шарахались лошади, и ревели верблюды. Вокруг нас с Вивианом шумела, забывшая о рыночных делах, толпа. Это был час солнечного затмения в день смерти Максима Горького. Вивиан зачем-то приехал в этот день в Омск, где мы с Ниночкой тогда были…
…И помню еще, кажется, в начале 1938 года, однажды, проснувшись в закутке, где мы обитали, я сказал Ниночке:
— Скверно, видел во сне Вивиана. То есть даже не Вивиана, а Груню его, жену, будто она пришла в комнату Вивиана и снимает со стен картины, с окон занавески.
Через неделю кто-то, приехавший из Новосибирска, рассказал мне, что Вивиана постигла та же участь, какая и многих.
Мой сон не был вещим сном, но сном, приснившимся в результате строго логических рассуждений…
В 1939 году ко мне пришла литературная известность. В сороковом, три или четыре года отвергавшаяся Гослитиздатом, вышла в издательстве «Советский писатель» книга моих поэм. Все пошло своим чередом. Новосибирск окончательно мне постыл после исчезновения Вивиана, я побывал в нем только раз во время войны, да и то не столько в качестве писателя, сколько в качестве солдата. И меня не тянет в Новосибирск. Я сержусь на них, на новосибирцев, по ряду причин, хотя бы, например, потому, что в 1948 году они сделали из меня жупела, проявив на мне свою «бдительность» и объявив мое стихотворение «Наяды» (о необходимости заботиться о малых реках Сибири) — политически неверным и формалистическим. И долго потом еще, чуть ли не целых пять лет подряд, повторяли это обвинение, пока не пришло время хвалить в печати и эти стихи. Но самая моя большая обида на новосибирцев — это их невнимание к литературному наследству Вивиана Итина, нежелание их переиздать все, что он написал и напечатал, то есть не только его стихи, но и «Страну Гонгури», и повесть «Высокий путь» из жизни сибирских осоавиахимовцев 20-х годов, и очерки о деятельности моряков Комсеверпути, и критические его статьи о поэтах-сибиряках.
Его дочь Лариса, превратившаяся из маленькой девочки в почтенного минского профессора биологии, бывает у нас на Ломоносовском проспекте не только потому, что поблизости на Ленинском проспекте, напротив «Синтетики», наискосок «Изотопов», живут какие-то ее родственники. Она бывает у нас потому, что рассказывает, насколько тщетны ее попытки издать сочинения ее отца. То, что от издания пока что отказывается «Советский писатель», — более или менее понятно: много своих первоочередных. Но что Новосибирское издательство не издало полного собрания сочинений Вивиана Итина, так много сделавшего для Сибири, это — стыд и срам.
Впрочем, что-то из неизданного должно оставаться и для будущих поколений. И не это, так другое поколение норильцев прочтет, я думаю, не без интереса, такие, например, стихи:
— Это, — скажет какой-нибудь будущий читатель норилец, или таймырец, — написал поэт, который погиб когда-то где-то тут поблизости.
Л. Итина
Поэт, писатель и путешественник
В 1922 году в сибирском городе Канске вышла в свет первая советская научно-фантастическая повесть «Страна Гонгури». Ее автор, Вивиан Итин, популярный в 30-е годы литератор, писавший в разных жанрах (стихи, повести, пьесы, журнальные очерки), погиб в годы сталинских репрессий.
Вивиан Азарьевич Итин родился 26 декабря 1893 года (по старому стилю) в старинном русском городе Уфа (Южный Урал). Некоторые сведения о его предках по материнской линии мне посчастливилось узнать из письма сотрудника Уфимского краеведческого музея Г. Ф. Гудкова. В начале 19-го века в Уфе появились два брата Коротковы: Игнатий Венедиктович (родился в 1813 году) и Никифор Венедиктович (родился в 1822 году).
Братья были вольноотпущенниками (бывшими крепостными) госпожи Алферьевой. За какие заслуги получили они вольную, где родились — остается загадкой. Известно лишь, что госпожа Алферьева не проживала в Уфимской губернии. Игнатий Венедиктович Коротков был приписан к уфимскому купечеству. Старинная эта история интересна тем, что бабушка писателя Н. С. Лескова — А. В. Алферьеева (1790–1860). Жила она, как известно, в Орловской губернии. Возможно, освобождение предков В. А. Итина связано с сюжетом «Очарованного странника» Н. С.Лескова и слова князя из этого произведения: «…дом им куплю и Ивана в купцы запишу…» — взяты автором из реальной жизни.
Дед отца и старший сын Игнатия Венедиктовича — Иван Игнатьевич Коротков (родился в 1838 году) — был купцом второй гильдии, гласным уфимской городской думы, имел три дома. К сожалению, он любил выпить и к концу жизни промотал все свое состояние. Внешне Иван Игнатьевич был «настоящий русский богатырь»[6], а жена его, Татьяна Андреевна — брюнетка небольшого роста с большими, даже в старости, глазами и правильными чертами лица. У них было две дочери (Алевтина и Зинаида) и сын Иннокентий, который стал инженером путей сообщения и работал начальником станции Зима (в Сибири).
Зинаида Ивановна Короткова (1875–1942), мать отца, была отдана за Азария Александровича Итина (1859–1926). А. А. Итин был известным в Уфе адвокатом, имел печатные труды, перед революцией получил дворянское звание. С появлением в Уфе красных попал в тюрьму. Только благодаря усилиям жены его освободили почти умирающим.
В семье Итиных было четверо детей: Валерий (1892–1942), Фаина (1893–1968), Вивиан (1894–1938) и Нина (1902–1998). Зинаида Ивановна была красивой и талантливой женщиной, все дети ее очень любили. Она играла в уфимском любительском театре (постоянного театра в Уфе не было). В Москве, у ее внучки, Нины Львовны Чернышовой, хранится портрет Зинаиды Ивановны работы художника Льва Николаевича Петухова — мужа Фаины.
Валерий Азарьевич Итин был хирургом и погиб на судне «Сванетия», которое перевозило раненых и было потоплено немцами на пути из Севастополя в Сочи 17. 4. 1942 года. Валерий Азарьевич отдал свой спасательный пояс молоденькой медицинской сестре, а сам погиб с ранеными. Оба его сына (Игорь и Святослав) также погибли во время Отечественной войны. Игорь был переводчиком с немецкого и пропал без вести. Святослав вернулся с фронта в Сталинград, где они жили до войны, женился, родилась дочка. Погиб от случайной пули пьяного матроса.
Фаина Азарьевна училась в Петербурге на Бестужевских курсах, но затем вернулась в Уфу и была с матерью.
Младшая сестра отца, Нина Азарьевна Итина, окончила биологический факультет Московского университета. Доктор биологических наук, многолетняя сотрудница академика Л. А. Орбели. Пережила Ленинградскую блокаду. После 80 лет писала стихи.
Вся семья Итиных в Уфе жила в деревянном доме с мезонином и садом, который сохранился до сих пор (ул. Свердлова, 63). В нем прошли детские годы отца. В возрасте 8 лет Вивиан заболел корью. В это время в доме случился небольшой пожар. Из-за всеобщего переполоха и сквозняков мальчик простудился, и корь осложнилась костным туберкулезом. Мать возила Вивиана в Казань, где в то время были хорошие врачи и клиники. Вивиану в двух местах удалили пораженные кусочки кости, в том числе — над глазом. Затем он длительное время жил в Алупке, в частном детском санатории врача Изоргина. Болезнь практически вылечили. Мать часто жила с Вивианом в Алупке. Только последние классы реального училища отец заканчивал в Уфе.
Все эти события несомненно отразились на формировании его личности — жизнь ребенка, прикованного к постели, море, красота парка Алупки, ласковая мама. Может быть, его мечтательность возникла и раньше: «…Сначала это пришло во время далекого детства, когда я лежал с книжкой под головой в зеленой тени и стрекозы пели в небесной сини» — писал Вивиан Азарьевич в «Стране Гонгури». Эти ощущения отражены и в стихах:
6
По воспоминаниям H. Л. Чернышевой, которая жила в Уфе с бабушкой 3. И. Итиной и видела портрет нашего прадеда.