— Nun gut! — кивнул Левберг.
После того, как один из Каан-Кэрэдэ улетел и в поле остался только его хромоногий брат, жители Акмала пошли смотреть чудовище. Горцы подходили не сразу, круг их неподвижных глаз становился теснее. Они смотрели на машину, выстаивая часы, с непонятным для горожанина упорством. Летучие люди оказались вовсе не страшными: они покупали кумыс, творог, яйца, хлеб и платили, сколько спросишь. Цены на Акмалской бирже, окрыленные, поднимались все выше. Кунь-Коргэн и Сапыш приехали верхами, на всякий случай, — Кунь-Коргэн на любимом своем рыжечубаром коне, Сапыш на чалом. Кунь-Коргэн подъезжал к железной птице спиралью, на девятом завитке остановился. Шаранай подскочил, говорит: — «Темир-Куш будет ждать новой ноги. Я теперь знаю, как летать. Вот я бы тоже мог летать, потому что я очень верткий…» — Но авиаторы сидят на своих низких сиденьях, пристегнутые ремнями, и всегда испытывают потребность размяться. Эрмий Бронев увидел лошадей, спросил:
— Сколько возьмешь покататься, гражданин?
— Целковый! — сказал Кунь-Коргэн, и сам зажмурился от такой цены.
Птичий хан, не моргнув, достал целковый, отдал Кунь-Коргэн спрыгнул, засмеялся.
— Бери чубарого, друк, это мой коилга!
Сапыш подержал стремя…
Эрмий пустил коня по тропе.
Хвойный лес окружил его тишиной. Не было в этом чудесном лесу ни птиц, ни таежного гнуса. Только бесшумные бабочки порхали на полянах, словно легкие капли солнца. Тишина была почти болезненной для слуха авиатора. Он прислушался, повернул на призыв прохладного плеска. Тропа потянулась вдоль ручья. Сказочные травы поднялись из сырости, выше головы всадника. Эрмий долго ехал шагом в этих фантастических зарослях, осторожно раздвигая их мягкую пахучую грудь. Рыжечубарый, не наклоняясь, хватал еду.
Тропинка раздвоилась, Эрмий повернул на кручу, к невысокой горной гриве. Здесь, из травы и скал, поднимались могучие стволы лиственниц. Ветви простирались к югу, к открытым просторам, словно руки, окаменевшие от красоты Алтая. На юг с гривы — голубая даль, далекие белки. Внизу, под ногами рыжечубарого, текли зеленые долины горных речек. Рыжечубарый медленно ступал по узкому бому. Эрмий не правил. Кони горцев осторожнее людей, надо только, чтобы лошадь иногда чувствовала повод. Между камнями бома росли нежно-зеленые головки сараны, вдруг встречались блестящие кожистые коврики бадана, цвели ирисы. Эрмий, как на аэроплане, смотрел через плечо в пропасть.
Рыжечубарый остановился. Против него, на повороте, лоб в лоб стояла вороная лошадь. На ней сидела верхом светлокожая девушка, одетая в кожаную куртку и короткие синие штаны. Остриженные, выше плеч, русые волосы покрывала мужская кепка. Эрмий старался притиснуть рыжечубарого к скале, чтобы дать дорогу.
— Что вы здесь делаете? — спросила девушка.
Она была похожа и непохожа на тот отвлеченный образ, что иногда возникал у него в дни редких просветов между гулом моторов. — «Какие же они теперь… русские…» подумал он и ответил, несколько растерявшись, шуткой:
— Я… так сказать, сижу на мели.
— Нет, серьезно, — сказала кожаная куртка. — Вы проезжали Акмал?
— Я еду из деревушки туземцев, там, внизу… Если она называется… Как вы сказали?
— Что там случилось? — перебила девушка.
У ней были чуть голубые радужные оболочки глаз, с очень ясными кружками зрачков, загорелое лицо, мягкие губы. Эрмий выпрямился на стременах, забыл свое тело. Он старался продлить встречу.
— Кто вам сказал, будто там что-то случилось?
— Попался алтаец, потом еще один. «Эзень», — скажут, — «что нового?» и начнут рассказывать разные чудеса. Теперь, наверно, всполошили несколько аилов.
— Понимаю, — сказал Эрмий… — Дело в том, что в аиле ничего, кажется, не случилось. А вот корабль мой потерпел аварию, наскочив… на риф!
— Опять вы дурака валяете! — очень презрительно сказала девушка.
— Позвольте представиться, — обозлился Эрмий. — Я один из авиаторов кругосветной экспедиции — Бронев.
Девушка помедлила, приоткрыв рот, глаза ее залучились по-другому, обида Эрмия исчезла.
— Так это вы и есть Каан-Кэрэдэ!
— Что?
— Вы совсем не похожи на чудовище, однако!
— Ну, теперь вы валяете дурака, — улыбнулся Эрмий.
— Каан-Кэрэдэ, — мистическая птица алтайских легенд! Теперь все ясно: они назвали ваш аэроплан «Каан-Кэрэдэ»!
— Канкердэ?
— Давайте я вам запишу, напутаете!
Он повернул рыжечубарого, протянул блокнот. Вороная лошадь пошла рядом.
— Академическая транскрипция этого слова такая: «Кан Караца», — «а» произносится протяжно. «Кан» — значит: хан, царь. Так говорил, по крайней мере, руководитель нашей экскурсии.