Да-да, это случилось. Впервые в жизни я… Спал девочку, которую в иной раз назвал бы девочкой — мечтой, ничем не уступающей любой сеньорите «моей» пятёрки», и ненавидел себя. Презирал до глубины души. Действовал механически, и правильно — сеньорита не должна оставаться неудовлетворённой — но «по инструкции». «Выполнял план работ» вместо получения удовольствия. Какое же я дерьмо!
— …Ты был каким-то… Скованным, — произнесла она, когда мы закончили и растянулись на огромной её супружеской кровати, переводя дух. — Всё в порядке?
Я пожал плечами.
— У тебя можно курить?
— Вообще нет, но сейчас — да. — Приподнялась на локте. — Сигареты в баре, вон там. И мне одну дай.
Я открыл бар. Хорошие сигареты. Недешёвые. Как и вся обстановка квартиры. Было видно, живут тут обеспеченные люди… Ну, на грани богатства. Размер комнат и отсутствие прислуги говорили, что эти люди могут позволить себе многое, пусть и не всё.
Подкурил две сигареты, тонкие-тонкие, «женские», снова лёг. Протянул одну ей. Глубоко затянулся и выдохнул в потолок едкий дым. Под потолком тут же что-то зажужжало, искин включил вентиляцию.
— Что-то не так? — подняла мордашку она.
— Да нет. Просто… Думал о своей. Любимой.
Она откинула волосы и непонимающе пожала плечами.
— Я тоже замужем. Это может помешать?
Теперь плечами пожал плечами я.
— Не знаю, сложно всё.
— Тогда зачем подходил, раз каешься? Ведь сам подошёл.
Да, сам. Угу. Но не говорить же ей ВСЁ?
— А вообще глупо это, — хмыкнула она. — Я вас мужиков вообще не понимаю. За юбками бегаете, а потом ноете. Вы уж определитесь, или вы мачо, или… Ну, вот те, которые целеустремлённые семьянины, любовь до гроба, умерли в один день, всё такое. Ты ведь ходок за юбками, Хуан. Ну, признавайся. Врать не надо, я вижу. И по движениям твоим многое понятно. Я у тебя в какой тысяче?
Я снова пожал плечами.
— Они… Воины, — вырвалось у меня. — Эти тысячи. Воин — это тот, кто рискует жизнью, ходит по лезвию, а нас в училище готовят для армии, войны. Если бы я изменял с ними…
Mierda, мне самому надо выработать позицию. Для себя, а не для неё.
— Понимаешь, это кастовое. А то, что внутри касты, не распространяется на то, что вне.
— То есть приятельниц по батальону ты дрюкаешь без смущения, — перевела она на испанский.
— Завтра они могут погибнуть. А ты — нет. Это многое меняет.
— Тяжёлый случай. — Из груди сеньориты вырвался покровительственный вздох.
Может быть. Но объяснять и доказывать что-то ЕЙ я не собирался. Мне надо понять самому, а сам я…
В общем, мне было просто гадко, несмотря ни на какие оправдания.
— Уходи, Хуан. Прими душ и уходи, — произнесла она.
— Так быстро гонишь?
— Не люблю, когда меня считают шлюхой. А это читалось в твоих глазах с первой минуты. Я люблю секс, люблю парней, но не шлюха. Я никогда не брала за это деньги, ни с контрактом, ни без.
Меня не надо упрашивать дважды. Докурив, отправился в душевую кабину. Ванная у них тут тоже ого-го, но не до водных процедур — надо работать.
Когда прочистил мозги перепадами горячей и холодной воды, почувствовал себя легче. Ничего, прорвёмся. Эта цыпа сегодня появилась на моём жизненном пути, и в сегодняшнем же дне останется. А жизнь понесётся дальше.
Когда обувался (у меня это в крови, разуваться при входе в жилые помещения, выработалось с детства, и ничего не попишешь), она вновь подошла. Почти одетая, в непрозрачной ночной. Постояла, глядя с укором, но смогла произнести только:
— Хуан, почему?
Я её понял. И не мог не ответить. Знаете, иногда надо сказать сеньорите ВСЁ. Даже если не хочется. Даже если приказ. Просто так будет лучше. И ей, и тебе, и… Мирозданию.
— Дело не в тебе. — Я прислонился к стенке, сложив на груди руки. — Ты красивая. Классная.
— Я так считала, пока не встретила тебя! — Её глаза были полны укора, и я понял, внутри девушку трусит. На меня не работала её магия, я не считал её богиней, как, наверное, считают все остальные самцы. В постели с нею думал о другой, презирая её, как дешёвую шлюху. Да тут по самооценке ещё тот удар!