— Государственный подход! — уважительно покачал я головой. Она в ответ улыбнулась.
— Так с кем поведёшься. — Имелся в виду не только и не столько я, а её жизнь вообще.
Помолчала. И не дождавшись от меня ни одного, даже ехидного комментария, продолжила изливать душу:
— Хуан, это правда, раньше я вообще ни о чём таком не думала. А скажи мне год назад, что буду искать компромиссы для постельной жизни мальчика, который мне нравится… Рассмеялась бы в лицо! — Нахмурилась. — Я и сейчас не верю, что всё это говорю я.
Я подошёл, обнял её сзади. Притянул к себе, предварительно отведя руку с плойкой в сторону.
— Давай не будем спешить с Санчес? Не настолько там всё грустно. Но я тебя услышал.
— Почему ты прощаешь? — нарушил я долгое молчание. Мы ехали в машине «в люди», на выставку какого-то художника в музей искусств, и повисшее напряжение давило. — Я бы не смог простить. Сразу бы дал от ворот поворот. Даже за поцелуй.
Она пожала плечами.
— После того, как… После клуба Гортензии… — Изабелла страдальчески нахмурилась. Вздох и продолжение:
— После того, как мы снова с тобой встретились, у нас был разговор с Фрейей. — Она поёжилась — лаконичное описание эмоциональной составляющей разговора. — Знаешь, что выдала эта стерва?
Что принцев не бывает. Это сказка. Даже если ты — принцесса. Что на белом коне ты встречаешь не принца, который будет бегать за тобой и носить тебя на руках, а упёртого мужлана с самомнением, за которым, вместо того, чтоб послать его подальше, ты вынуждена бегать сама. Потому, что если не успеешь, появится более активная вертихвостка без принципов и уведёт его из под носа. За принцев надо драться, даже мужланов. И она поздравила меня, что теперь ты — моя проблема, а не её. Вот коза драная! — Бельчонок сжала кулаки. — Я до этого даже не задумывалась над такими вещами. И если б не она и те её слова… — Закусила губу. — Если бы не её слова тогда, ты вылетел бы из моего дома пробкой от игристого вина. И вылетел бы намного раньше, чем вчера. Сильно намного.
— Ты б жалела? — не мог я сдержать улыбку. Ай да Фрейя! Так подложить сестрёнке свинью! Действительно, чисто женское коварство. Не будь того разговора, Бельчонок бы вышвырнула меня из своей жизни и нет проблем, а теперь переживает, прокручивает в голове угрозы, нервничает. Наверное, как политик её высочество инфанта совсем не безнадёжна, не стоит переходить ей дорогу больше, чем уже перешёл.
Бэль пожала плечами.
— Не знаю.
Снова помолчала, обдумывая слова. Какой-то интересный у нас день сегодня, откровение за откровением.
— Может быть пожалела. А может и нет. Может быть прибежала бы потом мириться, а может вытравила бы тебя из сердца, и дело с концом.
Снова долгое гнетущее давящее молчание. Закончившееся весьма ожидаемым выстрелом:
— Ты — ОШИБКА, Хуан! — воскликнула она, округлив для выразительности глаза. — Ты не тот мальчик, которого я искала и в кого была влюблена! Понимаешь, что хочу сказать?
Ну наконец прорвало! А то я устал от этого накапливающегося между нами напряжения. Последнее время его хоть лопатой черпай. Безудержный секс может многое, например надолго-надолго оттянуть решение проблемы. Но решить её за нас не сможет. А значит, надо решать. И что-то подсказывает, если не решим, ночевать я могу пойти сегодня на базу, в родную каюту.
— Год назад я встретила мальчика, — продолжила она со страдальческой улыбкой. — Беззащитного. Местами наивного. Я сама была наивной, но даже я смогла оценить идеализм его мировосприятия. Но при этом мальчик был уверенный в себе и пробивной! Он хотел стать ЛУЧШЕ! И мне показалось, был достоин этого лучшего.
На вечеринке же у Гортензии ко мне подошёл совсем другой тип. — Скривилась, качая головой. — Не самоуверенный, а наглый. Не пробивной, а… Тотальный диктатор, собственное мнение которого единственно верное. От наива в нём вообще ничего не осталось, только лютая внутренняя злость. И как вишенка на торте, этот мальчик больше не был романтиком идеалистом, не стремился к лучшему.
Кем он стал? Закоренелым прагматиком! И самое страшное, больше не пытался тянуться вверх и менять к лучшему себя и окружающих. Этот мальчик стал жестоким тираном, палачом, смело и уверенно, мановением руки, наказывающим тех, кто оступился. Я не спорю, ПОКА все наказанные были людьми… Не вызывающими сострадания, — сформулировала она эпитет. — Но вопрос не о них, а о том мальчике. Он не даёт шанса исправиться, не даёт возможности искупления. Он бьёт, карает, не страшась крови, и считает это нормальным.
Мне страшно, Хуан. — В её голосе прорезались тревожные нотки. — Правда, страшно. Иногда ловлю себя на мысли, что боюсь тебя. Потому, что рядом с тобой меня не защищает ничто — ни охрана, ни статус. И если тебе что-то придёт в голову, как в этих твоих припадках… — Она опустила глаза в пол салона. — Это не тот рыцарь, которого я искала, ради которого была готова свернуть горы. И я не знаю, нужен ли мне ТАКОЙ принц.