…Но проморгал простейший выпад из всех, какие существуют. Более того, из тех, которые уже были испробованы заинтересовавшей его персоной. Сеньор позволил троим скейтерам приблизиться к себе на опасное расстояние столкновения… Которое не замедлило произойти.
— С-стоять! Куда, сучок!
Но не на того напали! Сеньор при всех разовых промахах был тем ещё волком, и поняв, что происходит, сумел блокировать руку одного из напавших, сбив его с доски на землю. Прыжок на второго — и тот также слетел со скейта. Теперь вывернуть руку и ему. Третий, видя, что происходит что-то не то, не по плану, вскочил на доску и дал дёру с места нападения…
…Но дальше история покатилась по непредвиденному сценарию. Отъехав метров на сто, мелкий сучок неожиданно остановился и заорал во всё горло:
— Помогите! Убивают! Спасите!
Ровно через секунду парни с вывернутыми сеньором руками влились эти причитания своими голосами, образовав хор убиваемых несовершеннолетних:
— А-а-а-а-а! Пустите! Помогите!
— Убивают! Грабят!..
Был вечер, в районе пяти по Каракасу. Школа искусств крёстного королевы по определению не могла располагаться в бедном районе, а значит, вокруг простирался Центр, одна из его окраин. А Центр — это офисы, магазины, и главное, люди. Люди шли по пешеходной дороге не толпами, как работяги на окраинах, иначе бы и скейтерам проехать тут не было бы возможно, но достаточно плотно, чтобы быстро создать массовку.
— Сеньор, что вы делаете? — подошёл к госбезопаснику высокий стройный сеньор в галстуке и с чемоданом для бумаг. — Немедленно отпустите детей!
— Он говорит, что мы украли у него пистолет, но мы не кра-а-а-ли! — заголосил один из пойманных, пуская насквозь фальшивую, но профессиональную, очень красивую слезу. О её фальшивости собирающаяся массовка не имела ни малейшего понятия, а вот красоту люди оценили моментально:
— Что он делает?
— Скажите, пусть отпустит детей!
— Изверг!
— Уважаемый! Всё в порядке?..
Сеньор из органов похолодел. Спина его покрылась мурашками от осознания, в какое только что влип дерьмо. Но причиной этого стали не причитания массовки — бывал он в передрягах и покруче. Он вдруг понял, что уже минут десять не чувствует своего табельного оружия! Несмотря на то, что то расположено не где-нибудь, а в наплечной кобуре!
Он прикрыл глаза, отрешаясь от мира, и восстановил картину. Это была девочка. Гитаристка. Она и ещё трое ребят её возраста шли по коридору, что-то оживлённо обсуждая. Настолько оживлённо, что девочка развернулась к мальчишкам, и, жестикулируя руками, что-то доказывала. И так и идя спиной вперёд, врезалась в него. После чего с разворота заехала ему в бок футляром с гитарой, висевшим за плечом на лямке.
— Сеньор, простите!
— Извините!
— Это мы виноваты! — тут же подлетела эта саранча, мальчишки, и начали извиняться за спутницу. В руках у них также были гитары, говорили они с противоположных сторон одновременно, и на миг вокруг воцарился хаос». Бла-бла-бла» парней и извиняющейся и даже покрасневшей девчонки, четыре гитарных футляра перед глазами, и…
— Пустите! Пустите нас, сеньор! Мы ничего не сделали! Мы не виноваты! — изо всех сил дёргались малолетние преступники у него в руках.
Багровея от злости в том числе и на себя, что позволил себе расслабиться настолько, что допустил пропажу оружия из наплечника, он отпустил одного из мальчишек и запустил освободившуюся руку под пиджак. Кобура была не пустая, но вскрытая. И вместо табельного огнестрела в ней покоился металлический цилиндр-утяжелитель, не давший ему вовремя забить тревогу.
Сеньор как можно сильнее выкрутил руку оставшемуся в его захвате мальчишке, который от этого зарвался не профессионально-наигранным, а вполне реальным плачем, и зло закричал:
— Где! Моё! Оружие!
— Уважаемый, вам ПОМОЧЬ? — В среде останавливающихся поглазеть объявился человек брутальной наружности, явно имеющий за плечами хороший армейский контракт, глаза которого блестели гневом от вида попранной справедливости. — А ну быстро отпустите ребёнка!
Этот был готов драться. Ударить. И бить сильно, ибо чувствовал за собой правоту. Начало пахнуть жареным, что в планы сеньора из госбезопасности не входило.
— Этот… Ребёнок!.. — еле сдержался он, чтобы не скатиться до нецензурщины. — …Он и его дружки… Украли у меня одну вещь!
— Мы ничего не крали! Врёт он всё! — пискнул обливающийся слезами пацан
— Не они! Их сообщники! Другие малолетки! — закричал сеньор, но теперь кричал для толпы, чтоб действительно не разорвали.