Замуж так и не вышла. Не посчитала нужным, да и по её словам, «не за кого было – не за этих же хлюпиков…». Отец сына сам был женат, хотя, по её словам, надо было бы – отпустил. Такой же воин, как она, офицер – у них в армии свои заморочки, свой кодекс. Как я могу «спать» своих, ангелочков, без оглядки за мир за воротами базы, так и то, что происходит внутри полка в полку и остаётся. Как-то так. Но сыну всю свою жизнь помогал. Пока не погиб на Марсе во время условно гражданской тамошней войны.
- А сын ваш где? Почему не поможет матери?
- Так нет его, - произнесла она. Спокойно, хотя я чувствовал, какая буря разыгралась в ней при этих словах. Но воину не пристало показывать эмоции. - В песках остался.
- Каких песках? – не понял я.
- Африканских. Этих чёртовых Земных песках…! – Её немного повело, но донья Констанция вновь взяла себя в руки. – В десанте он был. На марс не попал – служил в регулярах. А на эту чёртову планету полетел. Думал, прогулка будет, даже пострелять не успеет. Отбомбятся и назад. А оно вон как вышло.
- …Накрыли их. Всю их группу. Где-то наши яйцеголовые во флоте просчитались, у бармалеев после бомбёжки зенитка уцелела. И не одна. В песках сховались. Дроны тоже её не заметили – мимо прошли. А тут их батальон…
Вздох.
- Четыре катера в минус. Третий и четвёртый успели десантировать личный состав, машины взорвались, а они уже снаружи были, лишь нескольких ребят посекло, а Рауль со взводом во втором сидели…
Я молчал, не зная, что сказать. Сеньора тоже молчала – боролась с тем, чтоб не заплакать. Пауза затянулась, и я переборол себя, чтобы её нарушить, а то как-то гнетуще всё выходило:
- А внуки? Внуки есть?
Качание головой.
- Не успел.
Сеньора отвлеклась от скорбных мыслей, но лишь переметнулась на другие, не менее грустные.
- Была у него девочка. Хотели жениться, после войны собирались. Но… - Вздох. – Она потом замуж выскочила. Навещала меня пару раз поначалу, но потом… Какому ж мужу понравится, когда жена твоя к матери бывшего шастает? И что, что погиб? Люди они такие…
- Нет, не держу на неё зла, - грустно добавила сеньора, хотя я не спрашивал. – У неё своя жизнь, ей семью строить, деток воспитывать, а не меня ублажать. Не вышло – так не вышло…
И новая волна горя и одиночества, идущая из её груди, чуть не смевшая меня с тротуара.
- А вы? В смысле, ваши однополчане? Напарники? В гости заходят, помнят?
- Помнят, а как же. Только у них ведь тоже семьи, дела. Встречаемся, но редко. Да и не так много нас осталось. Я ведь не в казарме все годы форму просиживала, тоже повоевать пришлось. И друзей хоронила – куда ж без этого… - новый, очередной приступ но теперь сеньора смогла сдержать себя. - А война она здоровью ой как не способствует, сынок!
Ясно, ОСО ВКС (z). Ох и бабушка! Непростая бабушка! Даже для непростых бабушек.
Подъезд встретил нас грязью, отсутствием света на клетке входа и запахом мочи. И ещё десятком запахов, просто этот доминировал. Донья Констанция скривилась – ей было стыдно. Передо мной. Но стоически подошла к лифтам.
Ехали не вверх, а вниз. На минус двенадцатый. Не самая задница в масштабах дома, но и не Версаль.
Галерея не вызвала ощущения чистоты и уюта. Грязный замызганный кафель пола, изначально с претензией на стерильность, но ныне пришедший в полную ветхость, ободранный во многих местах пластик покрытия стен – некоторые дыры доходили до бетона, то есть сорвана была вся изоляция. Ощущение ветхости кругом. Детские коляски в двух местах, прямо в коридоре-галерее. Тут ещё и с детьми помещаются? Лица людей, попавшихся навстречу, такие же измождённые, фатализм в глазах. А пара человек – откровенные бухарики, из тех, что практически не протрезвляются. На первой из «площадок», как тут называли закутки на галереях, сушилось бельё, за которым ругались двое, мужчина и женщина, и крик их стоял до самых лифтов. Ещё несколько голосов что-то поддакивали, добавляя в спор свои пять центаво. Судя по тому, что никто на крики не обращал внимания, такие вещи здесь абсолютная норма. На второй площадке за огромным кухонным столом сидел один единственный человек и… Курил марихуану. Баш стоял, хотя под потолком и жужжал вентилятор. Донья Констанция на это вновь лишь скривилась, и то глядя на то, как рябь неприязни прошлась по моему лицу. А возле самой её… Язык не поворачивается назвать эту клетушку квартирой, но возле неё навстречу прошествовал сеньор с красной повязкой в форме частной охраны.