- Вместе с заложниками.
- Такова доля…
Да, к сожалению, такова доля. ОСО ВКС не смогли спасти людей, потеряли полторы роты, и поверхность пришлось «зачищать» из космоса. Вместе с теми, кого не спасли. Которых пришлось по факту списать. Война есть война…
- Он и до того повоевать успел, - произнесла старушка. – У него две медали были, «За отвагу» и «За храбрость». И три военных креста. Не зелёных необстрелянных юнцов в ту пустыню бросили.
Три креста? Почти полный кавалер? Ну, ничего себе!
- А… - хотел попросить я, но старушка покачала головой.
- Нету. Нету, сынок. Чучо, подонок, повытягивал. Все, что были.
- Чучо? – Я напрягся. И, кажется, серьёзно. Всё, что было до этого – так, ерунда. На сей раз голос старушки был наполнен такой горечью, что…
- И награды, и наградные листки – всё, сука, вытащил! И не за раз ведь! В несколько заходов исчезали!
- Кто этот Чучо? – Глаза мои были похоже на сверхновые.
- Алкаш соседский. – Донья Констанция помолчала. – Из тысяча девятнадцатой. Вечно денег на пойло нет, ходит по галерее, у всех клянчит. А когда кого нет, может и в комнату забраться.
- И забирался! – воскликнула она. – И ловили. Эти… - Скривилась. – Потом отпустили.
- Я ведь их прятала, Хуан. Хорошо прятала. Деньги – те на виду осталяла, а награды… Да только где тут хорошо спрячешь! - Картинно обернулась. Да уж, точно – негде. Особенно старушке, которую обижают, которой грозит всемирным потопом тот, кто как бы должен защищать.
- Они денег хотели, да? Ну, чтоб этого Чучо «прикрыть»? А вы не дали?
Попал. Старуха вновь отвела глаза.
- Стара я стала, Хуан. Руки уже не те. И ноги. Не справлюсь я. А вот были когда-то времена!.. – Мечтательно вздохнула. – Хотели, да не только в выродках дело. Дружки у Чучо есть. Много. Такие же бухарики, как сам. Грохнули бы меня, Хуан, и все дела. И… Побоялась я.
Она была готова провалиться сквозь землю. Это был грех, тягчайший грех для воина. И она ему поддалась. И корила себя за это немыслимо, но изменить что-то…
Раз сделанное не изменишь, вот в чём проблема. Или ты сразу трус… Или тебя сразу прикончат. Одно из двух. И глупо прятаться за какие-то надежды и отговорки.
- Да и не посадили бы его, - продолжила она, и говорила правильно, что, однако, не умаляло её в своих собственных глазах. – С чем сажать? Доказательств - нету! А что в чужой дом вломился… Ну, хулиганство бы пришили, все дела.
- А ваши… Сослуживцы. У них есть какие-то рычаги?
На глазах старушки выступили слёзы. Ясно, не буду о грустном.
Я хотел развернуться и уйти, чтоб не смущать её, но она продолжила исповедь:
- Одна я осталась.
Обернулся. Воззрился на сеньору новыми глазами. Ибо то, что она говорила, произносила впервые за много-много лет. Все годы с этим жила, но говорить…
- Ушли они тогда. На Марсе. В бой. А меня не взяли, в Олимпии оставили. Беременная я была, только-только, они знали. А командиры – нет.
И все полегли – тоже на засаду нарвались. Да глупо так. Там пылевое облако было, местные заряды рванули - ничего не видать. Видимость нулевая, приборы почти слепы… А тут навстречу местные. Сотни две. Шли на наши позиции напасть, так же, втихую, из пыли, из ниоткуда. Ну и…
Вздох.
- Наших оказалось меньше.
Молчание.
- А меня… - Она вытерла слёзы. - …Под трибунал. Как дезертира.
Ясно. Так что ни особой пенсии, ни каких иных плюшек. Вышвырнули её со службы и все дела – это так делается.
Старушка села на сиротливо возвышавшийся посреди комнатушки стул.
- Потом, через год после рождения Рауля, оправдали. Но в ВКС больше не взяли, да я сама и не просилась. А без ВКС мне в армии делать нечего. Так и осталась на гражданке, с Раулем. Пока и он…
Грудь её чуть не разорвало от рыданий. Давно старушка не плакала, ой давно!
Титановый стержень, что я увидел в ней на рынке, вдруг куда-то делся, испарился; передо мной сидела сгорбленная старуха, одной ногой стоящая по ту сторону Барьера, которую мало что держит на Этой стороне, и которая это отсутствие связей горько оплакивает. Ибо изначально она была очень жизнерадостна, и дорогих ей людей в мире было множество.
Но она осталась, действительно, одна. Одна одинёшенька. Последняя из взвода. Потерявшая любимого. Потерявшая сына. Свои награды у неё тоже наверняка были, и их тоже стырил алкаш-сосед, просто о них не сказала – гордость не позволила хвастаться. Бабуля-воин, бабуля-герой. И мать героя, кавалера трёх военных крестов, а их за просто так не дают, не считая медалей.