– Вот, Петр Васильевич! – вскричал Лёва. – Конкуренты наши ради красного словца не пожалеют и отца! Представляете, что такой бумагомарака, как Костя, который даже свой нос в заповедник не сунет, может и про базу вашу, и про соревнования написать?
– Для меня любая публикация о заповеднике и базе – реклама, значит и доход, – пробурчал Нешпаев. – Если что-то уж совсем из ряда вон выходящее сочинит, подам на газету в суд. И не важно, в чью пользу он закончится. Да вы, журналисты подобные расклады лучше меня понимаете.
– Э-эх! – махнул рукой Лёва. – Ладно. Мы с Павлом собрались дойти в «Добрые…» то есть, в «Бодрые поползновения», а дороги не знаем…
– Нинель! – позвал Петр Васильевич и кивнул появившейся на пороге девушке. – Проводи мужчин до трактира, а то еще заблудятся, и всех самых лучших егерей без них завербуют.
– А что, дядя Петь, наше предложение о самостоятельном выборе егерей возражений не встретило? – спросил Павел.
– Да какие там возражения! В любом случае, я направлю в урочище необходимых для работы людей. А вы можете выбирать, кого хотите. Только не ошибитесь…
– Пойдемте, мужчины, – позвала Нинель, и Лёва с Павлом вслед за ней покинули гостиницу.
– Девушка, вы курите? – затягиваясь сигаретой, осведомился Лёва на улице.
– Курить – здоровью вредить, – ответила она, не обернувшись. – Вот пить – здоровью помогать.
– И вы пьете?
– Если бы даже не пила, так от вашего перегара сразу бы захмелела, – Нинель была все в том же сарафане цвета хаки и босоножках. Темные вьющиеся волосы выбивались из-под бейсболки.
– Между прочим, заблудиться здесь сложно, – девушка шла быстро, не оглядываясь. – Справа – река Скорогадайка, сейчас мы по мосту ручей перейдем, который в нее втекает. Чуть ниже его впадения – граница с заповедником, которую от нас колючая проволока отделяет…
– Так серьезно? – удивился Лёва.
– Да нет. Через колючку любой ребенок перелезет. Только смысла в этом нет. Потому как почти все, что из заповедника выносится, к примеру, пойманная рыба или подстреленный зверь, сразу начинают гнить и вскоре от них только мокрое место остается.
– Так вот почему у Ношпы ни одного чучела рыбы и зверя нет, только фотки? – догадался Павел.
– Конечно, – подтвердила Нинель. – Трофей в нормальном, не испорченном состоянии только в зданиях Кабаньего урочища увидеть и потрогать можно.
– А вы видели?
– Конечно. В заповеднике сразу за контрольно-пропускным пунктом несколько исследовательских лабораторий стоит. Имеются среди них и секретные, но есть и без всяких грифов, в том числе и небольшой музейчик, в котором выставлены чучела обитателей заповедника. Правда, эти чучела тоже недолго в нормальном состоянии остаются, приходится ученым их время от времени заменять.
– Ну, и как, открыли что-нибудь ваши ученые? – спросил Павел.
– Открыли, – наконец-то оглянулась на него Нинель. – И довольно быстро сделали наши ученые глобальный вывод, что никакой реальной пользы остальному миру заповедник принести не может.
– Как это? – Павел даже остановился. – Если там такие чудеса творятся…
– Вот именно, что чудеса, никакими научными фактами не подтверждаемые.
– Что-то мне в это не верится…
– Поверится, – усмехнулась Нинель. – Шевелите ногами, господа мужчины, почти пришли.
Поинтересоваться, почему трактир имеет название «Бодрые поползновения», мужчины не успели, – в течение оставшегося пути Нинель посвящала их в правила поведения, принятые в самом популярном местном питейном заведении. Правила были просты: любой посетитель трактира, переступив его порог, тут же вносил в кассу взнос, взамен которого получал карточку, дающую право отовариться у бармена на выбор – стопкой водки, кружкой пива, либо графином морса; в еде же гость мог себя не ограничивать, и это касалось любых подаваемых в общий зал блюд. Питаться посетитель мог с открытия и до закрытия трактира, но за любую дополнительную выпивку обязан был расплатиться, прежде чем ее ему подадут.
Еще одним правилом был категоричный запрет на потасовки внутри помещения и даже на громкую ругань. Помимо немногочисленных туристов, трактир посещали охранявшие заповедник военные и подрабатывавшие на его территории егеря. И военные, и егеря имели при себе оружие, причем, на вполне законных основаниях. Чтобы это оружие не заговорило в стенах «Бодрых поползновений», трактир охраняли не типичные мордовороты-вышибалы, а мордовороты-полицейские, наделенные местными властями специальными полномочиями усмирять потенциальных дебоширов еще до того, как у тех возникнет намерение собственно подебоширить.