Проснувшись на этот раз и лежа с закрытыми глазами, Павел мучительно пытался восстановить цепочку вчерашних событий, но пока помимо беседы с бывшим лодочником Евдокимычем, все остальное вспоминалось смутно.
Послышались торопливые шаги, Павел сел на кровати и, зевая, принялся протирать глаза. Дверь в его комнату распахнулась, Лёва переступил порог и, глядя на друга, почесал себя за ухом:
– Павлик, ты все проспал!
– А сколько сейчас времени?
– Время тут не при чем. Новость есть!
– Надеюсь, нормальная?
– Это с какой стороны посмотреть, – Лёва плюхнулся в кресло, на спинке которого небрежно висела одежда приятеля. – Константин Какуев умер.
– Врешь.
– Когда я тебе врал?!
– А… – отмахнулся Павел, и тут до него дошло. – Неужто, в самом деле, копыта отбросил?
– Ну, да! Здесь вот какое дело! Я сегодня специально пораньше проснулся, чтобы, так сказать, в лучах восходящего солнца запечатлеть рыболовную базу и ее окрестности. Пришел на речку, смотрю – наш «обожаемый» конкурент уже в раскладном стульчике на берегу расположился, штатив перед собой установил. Я ему молча кивнул и в сторонку отошел, чтобы ракурс получше выбрать. Потом на Какуева оглянулся – как сидел, так и сидит, голова на грудь свешена, фотик – на коленях. Подошел и сразу все понял. Да ты сам можешь посмотреть, – Лёва достал из сумки цифровой фотоаппарат.
– Не хочу я на мертвеца смотреть. Меня от самого вида Какуева и при жизни воротило.
– Короче, вызвал я полицию, те, в свою очередь, вызвали медиков. Приехали очень быстро, видимо, им здесь частенько приходится факты смерти констатировать.
– И какова причина смерти? – Павел встал, вытащил из-за спины Лёвы свои джинсы с футболкой и начал одеваться.
– Причина пока не установлена. Визуально – никаких ран не обнаружено. Может – сердце гикнулось. В общем, медики тело господина Какуева увезли, будут разбираться.
– И какой теперь расклад с соревнованиями?
– Надеюсь, все пойдет по плану. Разве что сегодня график сдвинется. Потому что и меня, и всех спортсменов будут вызывать, как потенциальных свидетелей.
– Тебя – понимаю, – Павел заглянул под кровать в поисках кроссовок. – А остальные тут при чем?
– В окошко выгляни – и все поймешь. Берег реки – как на ладони. Из других домов – то же самое видно. Понятно?
Павел подошел к окну и приложил ко лбу ладонь, защищаясь от слепящего солнца. На берегу, как нарисованные, выделялись раскладной стульчик и штатив.
– Вот ведь человек! – Павел в сердцах ударил кулаком по подоконнику. – Пока жил – гадил всем и каждому. А своей смертью – нагадил вдвойне.
– Да ладно тебе, – скривился Лёва. – В народе говорится – о покойниках либо хорошо, либо ничего.
– Вот это верно! А ты помнишь песню, с такими словами: «Тенни-ис большо-о-ой – это хорошо-о!» Можешь считать, что я кощунствую, но, несмотря на предстоящие геморройные объяснения с полицией и со всем остальных, я спою так: Какуев уме-е-ер – это хорошо-о!
– Павел, ты и в самом деле кощун. Никакого почтения к смерти…
– Да. И, говоря о смерти сегодняшней, девять человек из десяти со мной согласятся. И ты – среди них. Или я не прав?
– Ты в десяти случаях из девяти прав.
– Друзья! М-ня зовут Сэм…. Изв… меня зовут Се-ме-не…, изв… Семе…, извините… Семец… ц-ц-ц… нецкий…
– Немецкий? – уточнил Павел и улыбнулся парню, одетому, как и большинство в этих местах, в камуфляжную форму, который только что приблизился замысловатыми зигзагами к их домику. На крыльце которого они с Лёвой сидели уже третий час, время от времени уделяя внимание металлическому бочонку с пивом, чтобы открыть кран и наполнить высокие кружки пенящимся напитком.
– Не… – парень покрутил перед лицом Павла указательным пальцем. – Не немецкий…
– Значит, – ненецкий? – спросил Лёва.
– Не… Что вы все время путаете! Сэмэн – так все меня называют.
– Сэмэн, друг, а вот мое имя Павел, можно – просто Паша. Пивка с нами выпьешь?
– Выпю!
– Держи, Павел протянул ему свою почти полную кружку. И садись, – он хлопнул ладонью по ступеньке между собой и Лёвой и немного отодвинулся, чтобы не было тесно.
Парень сел, сделал три осторожных глотка, словно боялся обжечься, и в глазах его вдруг сразу прояснилось.
– Жаль! – сказал он. – Очень жаль, что никто из вас не пригласил меня быть егерем!