Природа наделила удивительным чутьем когерского медведя. Ветер был для него беспроволочным телеграфом, и ему не требовалось никакого труда, чтобы прочесть телеграмму о местонахождении добычи и отправиться пожинать плоды.
Медведь находился недалеко от фермы Пренти, когда легкий ветерок, пробежав по лесу, принес ему соблазнительный запах свинины; он немедленно двинулся в направлении фермы, придерживаясь невидимого следа, принесенного ему ветром.
Медведь бесшумно шел по лесу — даже самые крупные из них ходят, как цапли, и когерский медведь скоро беззвучно подкрался к ферме Пренти и направился к окруженному изгородью месту, где маленький Фома, запах которого привлек медведя, спал, тесно прижавшись к густой шерсти ягненка.
Медведь обошел кругом изгородь и, не найдя нигде отверстия, решил перелезть через нее. Не выдержав тяжести медвежьей туши, изгородь покачнулась, сломалась и упала, а вместе с ней упал и медведь.
Будь Фома медлителен в движениях, а ягненок, напротив, более проворен, все произошло бы совсем иначе. Медведь бросился к ним, но Фома быстро вильнул в сторону, зато ягненок не шевельнулся с места, и тяжелый удар медвежьей лапы положил конец его существованию в ту минуту, когда Фома скользнул в отверстие изгороди и скрылся в ближайшей чаще.
Медведь двигался бесшумно, однако треск изгороди, испуганное блеяние ягненка, шум, вызванный атакой медведя, и тревожное, хотя и вызывающее, хрюканье спасавшегося бегством Фомы, разбудили обитателей лесной фермы. Пренти выглянул из окна и увидел большого черного медведя, который карабкался через изгородь, держа в зубах ягненка.
На ферме поднялась тревога. Пренти собрал собак и служащих и, держа ружье наготове, отправился в лес преследовать медведя.
Медведь, заключенный в клетке, кажется крайне неподвижным, и нам, глядя на него, трудно себе представить, с какой быстротой может улепетывать дикий, живущий на свободе медведь. Колючие кустарники, скалы, канавы задерживают собаку, но медведь ловко справляется с ними. Добравшись до Когерской реки, медведь бросился в воду. Сильным течением его снесло далеко вниз. Ему, невидимому, нравилось мчаться по быстрой реке и смотреть, как берега уходят назад. Он продолжал спокойно плыть до тех пор, пока вдали не замер лай собак. Только тогда он поспешил выкарабкаться на противоположный берег. Собаки, добравшись до берега, совсем растерялись, и даже усердные поиски на другом берегу не объяснили им таинственного исчезновения зверя.
Мужчины отнеслись к этим поискам, как к спорту, а для собак они были настоящим наслаждением. Одна Лизета была потрясена совершившимся и огорчена исчезновением Фомы. Напрасно обыскала она все огороженное место, напрасно свистела.
Она прошла довольно далеко по следам охотников и остановилась, дойдя до окраины болота. Она была одна. Болото представляло собой огромное пространство воды и грязи, и было бы безумием с ее стороны итти туда. С минуту прислушивалась она, затем два раза пронзительно свистнула. Где-то послышался всплеск воды… Мурашки забегали у нее по спине — ей представилось, что это медведь. Вслед за этим она услышала хрюканье и увидела животное, сплошь покрытое грязью, с блестящими маленькими глазками, ничего не имеющее общего с Фомой, но дружелюбно ей хрюкающее. Неужели это Фома? Не может быть!.. Да, разумеется, это был он…
Стряхнув с себя грязь, он стал на задние ноги, а передние поставил на бревно как бы в ожидании, чтобы ему отполировали копытца. А такая операция была ему теперь необходима, и он не успокоился до тех пор, пока Лизета не нашла палочки и не почесала ему спину, восстановив таким образом прежнюю дружбу.
VI. Фома становится вепрем
Только человек, обладающий тонким обонянием, понимает, какое значение имеет запах: последний влияет иногда на мозг таким образом, что будит в нас воспоминания, становясь источником радости, муки или страха. Фома забыл ранние дни своего детства, забыл смерть матери, но не забыл запаха медведя. В нем пробудилось ужасное воспоминание, и он бежал с фермы.
Когда же он услыхал знакомый крик, страх его прошел, и он перестал скрываться. Безумная радость овладела им; он бегал кругом Лизеты, шмыгал между кустами, преграждал неожиданно ей путь и стоял с опущенной головой и прищуренными глазками, пока Лизета не хлопала его слегка палочкой. Тогда он во всю прыть несся вперед, выделывая пируэты и издавая радостное хрюканье, которое на его языке означало, надо полагать: «Ха! ха! ха!».