В каюте не осталось никаких следов Клодии. Все нормальные платья, на которые я обменяла свои маломерки, исчезли. Это был страшный удар. Придется теперь носить свою неудобную одежду. Улетучился даже запах Клодии, а вместе с ним плюшевая пижама и отвратительно серое нижнее белье, которое она гирляндами развесила над койкой. Испарились зубная щетка, паста с конфетным запахом и даже огромная канистра с бензином. Как будто Клодии Строцци вообще не существовало.
Может быть (подумала я и обрадовалась этой мысли), местные власти попросту перенесли ее вещи туда, где Клодию содержат под арестом. Так ей будет удобнее. Да, пожалуй. Хорошо, что ее теперь окружают привычные вещи.
Я забралась на свою койку и похвалила себя за то, что успела воспользоваться душем, пока была наверху. У нас в третьем классе душевую не мыли с самого начала круиза, если вообще когда-нибудь мыли. А кроме того, в нее всегда стояла такая очередь, что и не попадешь.
Я задула свечу, чтобы зря не расходовать, легла и стала думать о чревовещателе. Он никак не шел у меня из головы. Все еще слышался голос, шептавший мне на ухо. Я даже чувствовала легкое дыхание, из которого рождались слова:
— Фреда… Я твоя судьба.
Интересно, это правда?
Я уже дремала, когда мне показалось, будто снаружи раздался сильный всплеск, а потом такой звук, какой издает вода, проглатывая что-нибудь тяжелое. Потом я уснула глубоким безмятежным сном.
Глава 18
В пять утра по третьему классу разнесся звук гонга.
— Подъем! Подъем! — настаивал металлический голос.
Счастливые и возбужденные, мы поднимались на палубу и готовились к высадке. Лайнер входил в бухту возле Порт-Саида, где мы должны были единственный раз в жизни увидеть Сфинкса и пирамиды. Отлично помню то волнение, которое охватило меня, когда я стояла на палубе, вдыхала свежий морской воздух, смотрела на приближавшийся берег, на лодки и портовую суету, на купола и минареты в глубине, на огромные рекламные щиты, теснящиеся многоквартирные дома и на роскошные пальмы, приветствовавшие гостей этого восхитительного приморского города. В тот момент я была так счастлива, что забыла обо всех неудобствах и ни на что не променяла бы эту картину.
Причаливали, как обычно, не торопясь, и вот, класс за классом, словно в школе, нам разрешили сойти на понтон из плававших на воде канистр, который вел к причалу. Понтон мне понравился. Он все время дергался под ногами, как поплавок: вниз-вверх. Я вспомнила о Клодии. Ей бы тоже понравилось.
Пройдя таможню, мы очутились в Египте, в жаре, напоминавшей пекарню. Во мне словно ожили все чувства. Глаза засияли от яркого света. Все оттенки казались такими сочными: ослепительно синие, красные, желтые и кипельно-белые. Воздух наполнился восхитительными звуками: призывы к молитвам, доносившиеся с минаретов, радовали сердце; крики уличных торговцев были удивительно непривычными; даже звук автомобильных моторов и клаксонов казался новым и загадочным. В нос ударили запахи: выхлопные газы, сточные канавы, тмин, перезрелые бананы, жареная козлятина, размякший на жаре бетон, мусор, навоз.
Я сразу же влюбилась в этот город.
Стюарды проводили нас на пыльную парковку перед сарайчиком таможни. Пассажиры первого, а затем и второго класса заняли места в шикарных автобусах с кондиционерами и биотуалетами. Им предлагали прохладительные напитки и разные угощения.
Нам, третьему классу, пришлось воспользоваться местным транспортом. Что ж, тем лучше, подумала я. Так проще познать настоящий Египет, чем из этакого скафандра.
Пока мы ждали рейсового автобуса, шикарный транспорт отправился в путь. Некоторые пассажиры махали нам руками. Никто им не ответил. Солнце с каждой минутой палило все сильнее. Нас окружила ватага ребятишек. Они предлагали холодную воду из стеклянного кувшина, в котором плавала половинка лимона. Цитрус явно был не первой свежести, но ароматный. Другие дети торговали открытками с верблюдами в панамах, войлочными фесками, пачками печенья, яблочными ирисками, жвачкой и ломтиками манго. Нахальная ребятня расценивала отказ как согласие. Когда их манера предлагать товар стала скорее пугающей, чем забавной, подошел полицейский и прогнал их, угрожая дубинкой.