- Я так понимаю, ваше мрачное чувство юмора - это тоже часть вашей музыки.
- Как ни есть. Но что мне делать?
- Что делать?- не понял Джаз-смерть.
- Чтобы стало легче.
- Вы и сами знаете, что делать, Ред.
- И это все?- разочарованно проговорил я.- А как же парочка глубокомысленных идей из уст самого мистера Джаз-смерть?
- Зачем это?- искренне удивился он.
- Ну, если я вдруг соберусь написать мемуары, как я смогу упустить случай о встрече с вами, Джаз? Читатель, уж поверьте, будет весьма разочарован: многообещающая встреча закончилась ничем. Ни одного исполненного философского переживания вывода, совсем ничего, никто даже не умер.
- Ну, полагаю, кому-то всегда приходится остаться разочарованным,- усмехнулся Джаз-смерть.- Кому-то всегда приходится споткнуться, поперхнуться, подавиться, чихнуть и еще ненароком припомнить своего злющего папашу. Но вы всегда сможете сократить число разочарованных за счет вашего слога, за счет стиля, за счет вашего неизменного черного юмора, в конце концов! Я мог бы сказать вам напоследок какую-то банальность, вроде,- он перешел на монотонное квази-профессорское бубнение: - «Нельзя всем угодить», «Мир недовольными полнится» или «Если бы я всерьез воспринимал всяческую критику в свой адрес, я бы не мог достойно выполнять свою работу. Но, как вам известно, люди продолжают умирать, как бы они ни любили критиковать мой метод стука в дверь».
- Да уж,- веско заметил я.- Хорошо, что вы все же избежали банальности на прощание. Это бы все испортило.
- Испортило бы, да... И все же вы кое-в-чем ошиблись.
- Правда?- теперь уже удивился я.- В чем же?
- Вы сказали, что никто даже не умер. Но кто-то все-таки умер.
- Кто?!- я был поражен.
И тут же начал оглядываться. И сразу все понял.
- Она попросила позволить ей домыть пол,- бесстрастно проговорил Джаз-смерть и в тот же миг прекратил напоминать доброго приятеля.- Сказала, порядок - есть порядок. И я позволил ей. Тем более, что здесь такое хорошее пианино и...- он сделал паузу,- такая хорошая и редкая возможность «просто поболтать».
Я не мог вымолвить и слова.
- До встречи,- сказал он напоследок и взял старуху под руку.
Я кивнул и молча уставился им вслед. И глядел, пока они не исчезли за дверью.
Часть II. Кабаре - внутри.
...Глупость. Шутка. В некоторой степени издевательство. Крошечная месть. Которая не способна навредить, но унять тоску и избавить от грызущих душу и разум сомнений - вполне.
Во тьме проглядывают замершие силуэты музыкантов и очертания инструментов. Луч прожектора вырисовывает круг на багровом занавесе. Рыжий человек в шляпе-котелке стоит в самом его центре - он будто тонкий зрачок кошачьего глаза. На руках у него - белые перчатки. В руках - двухрядная гармошка с красными мехами. Меха, словно губы в улыбке - сходятся и расходятся. Медленно-медленно. Гармошка скрежещет немного заунывно и в то же время тревожно - это напоминает такой себе диалог между больным, уже вышедшим от зубного врача, и больным, только намеревающимся зайти в его кабинет.
Человек на сцене начинает петь или, вернее, стонать. Это все очень драматично: занавес - багров, человек в котелке - рыж, кругом тьма, и только круг света, запечатлевающий происходящее, будто блеклая фотокарточка в черной виньетке. Романс тягучий, как горе, и все же от него нельзя оторваться, он манит. Как чужое горе.
Я был так ранен словами некоей дамы!
В кругу света появляется женская фигура. Незнакомка вдруг начинает вытаскивать изо рта деревянные буквы. Она швыряет их в рыжего.
Мое сердце разбилось, и с того самого дня перестало стучать.
Женщина подходит и принимается что-то искать в карманах у рыжего. Тот продолжает играть на гармошке как ни в чем не бывало. Наконец, дама находит в одном из его карманов крошечное стеклянное сердце и швыряет его о деревянный пол сцены, разбивая его тем самым на осколки.
Моя душа опустела и жизнь утратила всяческий смысл...
Женщина уходит - сливается с мраком. Рыжий выглядит хмурым, он словно заболел. Кажется, даже его волосы блекнут. Музыканты, стоящие кругом, отворачиваются, будто его и не существует.
Я потерял счастье, я потерял даже моих врагов - а что уж говорить о друзьях!
Круг света немного сужается. Рыжий остается один. Гармошка тянет жилы, но к ней, словно бы издали, будто отголосок гула подходящего к станции трамвая, добавляется еще что-то... что-то совершенно странное. И постепенно оно становится все громче и явнее. Теперь его нельзя не замечать. К гармошке добавилось живенькое, задиристое, как мальчишка-хулиган, пианино, застучал барабан. Ритм ускорился. Романс превратился в насмешку. Песня стала больше напоминать вызов. Даже котелок у рыжего по-залихватски съехал набок, кривая усмешка появилась на губах, нога застучала в такт.