– Почему изнасиловали? – реб Вульф остановился и посмотрел на членов совета.
– Потому, – тут же ответил Нисим, – что если она это сделала по своей воле, то ей полагается жестокое наказание.
– Правильно, – согласился реб Вульф. – А что же говорит жена?
«Да, меня действительно изнасиловали, но уже после обручения. Замуж-то я выходила девственницей, и мне полагается двести золотых».
Кто из них прав?
– Мерзость! – сморщился Нисим. – Как это не похоже на людей Ренессанса. У них любовь была возвышающим душу чувством, святой страстью, а тут какая-то мелочная сделка.
– Оставь Ренессанс, – поморщился реб Вульф. – То, что у них называлось возвышающей душу страстью, у нас зовется подлейшим грехом. Скажи лучше, кто прав в споре.
– Жена права, – вмешался третий член совета – Акива.
– С какой стати? – не согласился Нисим. – Она лицо заинтересованное, может и соврать.
– А муж разве нет?
Нисим не ответил, и Акива продолжил.
– Верить нельзя ни ей, ни ему. Но муж предполагает, а женщина знает точно. И если нет свидетелей и нужно выбирать из двух мнений, я бы больше верил жене.
– Эта история, – сказал Нисим, протягивая руки к электрическому камину, – напомнила мне другую, недавно случившуюся в нашем городе. Догадываетесь, какую?
Члены совета отрицательно покачали головами. Возможно, они предполагали, о чем заговорит Нисим, но дождь продолжал поливать за окном так, словно его наняли за большие деньги, и торопиться было некуда.
– На улице Рош Римон проживает семейная пара. Тихие, незаметные люди. Он учится в колеле,[71] она – медсестра, работает в больнице. Женаты уже десять лет, а детей все нет.[72] Чего они только ни делали, к каким врачам ни обращались, а всё напрасно. Большое горе, что тут говорить.
Нисим замолчал. Ему, отцу восьмерых детей, тихая жизнь вдвоем с женой представлялась давно забытым счастьем. Но так принято считать, в таком виде история докатилась до его ушей, и он передавал ее в точном соответствии с услышанным. Ничего от себя – только факты. Вернее, сначала факты, а уже потом от себя.
– И вот однажды вечером, – голос Нисима стал набирать высоту, – несчастная женщина отправилась, как и все достойные еврейки, совершить омовение в микве. Когда она выходила из нее, подлый негодяй, бесчестный и бессовестный злодей, воспользовался ее слабостью, затащил в кусты, повалил и совершил гнусное надругательство над ее дамской честью и супружеским достоинством.
Вся в слезах, несчастная добралась до своего дома, кинулась к мужу в поисках утешения и защиты. И что же он сказал ей, чем помог в эту трудную минуту?
Нисим на секунду замолк, выдерживая паузу, а затем продолжил срывающимся голосом провинциального трагика:
– «Я тебе не верю! Я тебе не верю!» – вот всё, что смог сказать изнасилованной жене изучающий Тору человек! Так учили его помогать ближнему, так Святое Писание велит действовать в подобном положении?! Не верю!
Нисим сорвался на хрип, закашлялся и с минуту мотал головой, утирая проступившие слезы.
– Он бросил ей в лицо свои слова и ушел в другую комнату – продолжать заниматься. Если так себя ведет будущий раввин, то чего можно ждать от простых, неграмотных людей вроде нас с вами?!
Вопрос повис в воздухе, за столом на несколько секунд воцарилось неуютное молчание.
– Мне эту историю рассказывали несколько иначе, – нарушил его Акива. – Я ведь тоже живу на улице Рош Римон, а соседи всегда знают больше, чем просто любопытные. Ты, Нисим, изложил чистую правду, но не всю. Есть небольшой нюанс. Муж несчастной женщины по происхождению коэн.[73] А у коэнов, как ты знаешь, все строже. Обыкновенному еврею изнасилование не запрещает продолжать жить с женой. А коэну запрещает. Будущий раввин, в отличие от нас с тобой, Тору учил довольно неплохо. Он сразу понял, как найти выход из ситуации. Свидетелей изнасилования не было. Правильно?
– Правильно, – подтвердил Нисим.
– Значит, запрет или разрешение зависят от слов жены. Если муж им не верит, то изнасилования как бы не было. В том смысле, что она остается ему разрешенной.
– И это всё! – вскричал Нисим. – Холодный расчет, чистая логика! А где сердце, где сострадание, где жалость?! Петрарка не поступил бы так с Лаурой!
– А это ещё кто? – спросил Акива.
– Два итальянских гоя![74] – ответил Нисим. – Но как любили они друг друга, как сострадали – не в пример будущему раввину.
– Если бы он стал жалеть жену, – ответил Акива, – он бы тем самым подтвердил правдивость ее рассказа. А следовательно – развод. Вот и посуди, где нужно больше сердца и выдержки: поплакать вместе или сжать зубы и сделать вид, будто ничего не произошло.
– Я боюсь вас, люди с каменными сердцами! – патетически воскликнул Нисим, снова протягивая руки к нагревателю.
– Ты, очевидно, предпочитаешь сентиментальных дураков, – с насмешливой улыбкой произнес Акива.
– С улицы Рош Батата,[75] – в тон ему подхватил Нисим.
– Не ссорьтесь, – вмешался реб Вульф. – Я знаю третью сторону этой истории. Вот она.
Он приходил ко мне советоваться – будущий раввин. Той ночью, чтобы показать жене вздорность ее рассказа, он вошел к ней. И случилось то, чего они ждали столько лет, – она забеременела. Когда схлынула волна первой радости, муж впал в сомнения: от него ли ребенок? По закону, поскольку большинство сочетаний с женой были его, ребенок тоже его. Но ведь она не беременела столько лет, а тут вдруг понесла. Если он пошлет жену на генетическую проверку плода, то тем самым признает истинность ее рассказа, и тогда придется развестись. Жену он любит и не хочет потерять, но мысль о том, что под сердцем она носит чужое семя, не дает ему покоя.
– И что ты ему посоветовал? – спросил Нисим.
– Охо-хо, – вздохнул реб Вульф. – Что тут можно посоветовать? Он сам должен решить: продолжать жить с этими сомнениями или разрубить узел одним ударом.
Но давайте вернемся к нашей теме. Итак, супруги пришли в суд. Раббан Шимон бен Гамлиэль в такой же самой ситуации постановил, что верить нужно жене. Почему?
Реб Вульфу никто не ответил. Члены советы смотрели в сторону, как видно, занятые своими мыслями.
– Всё опирается на общепринятый образ, – продолжил реб Вульф. – Предположим, перед нами кусок дерева, – он постучал пальцами по столу. – Мы знаем, что это дерево, и в наших глазах оно останется деревом до тех пор, пока с ним не произойдет какая-либо перемена. Например, если его сжечь, дерево превратится в пепел. Однако до той самой минуты мы будем знать, что перед нами не более чем кусок древесины. Образ этой вещи остается постоянным.
Так же и в разбираемом случае. Невеста изначально была девственницей, и этот ее образ не изменился до определенного момента. До какого?
Реб Вульф обвел глазами собеседников. Молчание. Он хмыкнул и покачал головой.
– Муж утверждает одно, жена – другое. Поскольку нет никаких данных, подкрепляющих мнение одной из сторон, образ девушки в наших глазах не меняется до самой последней возможности. То есть максимально близкой к той минуте, когда муж установил, что она уже не девственница. Поэтому раббан Гамлиэль принял ее сторону и обязал мужа заплатить двести золотых. Понятно?
– Понятно, – эхом отозвались члены совета.
– Однако дождь вроде затих, – сказал Нисим, поднимаясь из-за стола. – Пора и по домам.
– Пора, – согласился реб Вульф, выключая нагреватель. Все дружно встали, шумно отодвигая стулья, и пошли к вешалке за плащами.
– Одного не могу понять, – сказал Акива, берясь за дверную ручку. – У нас на улице рассказывают, будто жена придумала эту историю. Сочинила от начала до конца.
– Как придумала? – Нисим замер с рукой, наполовину вдетой в рукав. – Зачем, для чего?
– Любит она его, видела, как он страдает без детей. А оставить ее не может. Вот и придумала способ, как расстаться. Только оно совсем по-другому обернулось. Но кто же мог знать, что она забеременеет именно в тот вечер?!
72
Согласно еврейскому религиозному закону, если после десяти лет брака у супругов не появились дети, муж имеет право дать жене развод без всяких дополнительных причин.
75
Рош Батата – голова, как у бататы (сродни русскому «тыквенная башка») – распространенное израильское ругательство.