— Что пишут новенького?
Мужчина вынул сигару изо рта.
— А что может быть новенького? Ничего, абсолютно ничего.
— Вот раньше были писатели, а сейчас так — писаки, — сказал Израиль Данцигер, просто чтобы что-нибудь сказать.
— Выброшенные пять центов.
— А что делать в Майами? Так хоть можно время убить.
— А что вы делаете здесь в такую жару?
— А вы?
— Сердце… Уже полгода здесь маюсь. Врачи сослали. Пришлось выйти на пенсию.
— Ну, тогда мы с вами, можно сказать, братья по несчастью! — воскликнул Израиль Данцигер. — У меня тоже нелады с сердцем. Я продал свой бизнес в Нью-Йорке, и моя заботливая супруга купила нам дом и участок со смоквами, как в Палестине в старые времена. Я целыми днями сижу в шезлонге и схожу с ума.
— А где ваш дом?
Данцигер объяснил ему.
— Я каждый день проезжаю мимо. По-моему, даже видел вас однажды. А чем вы раньше занимались?
Данцигер рассказал.
— Я тоже занимался недвижимостью. Больше тридцати пяти лет, — сказал круглый человечек.
Мужчины разговорились. Выяснилось, что коротышку в панаме зовут Моррис Шапирстоун, Он жил на Евклид-авеню. Израиль Данцигер встал и купил еще две чашки кофе и два кренделя. Потом они угостили друг друга сигарами: Израиль дал своему новому знакомому одну из тех, что курил он, а тот предложил ему одну из своих, другой марки. Через каких-нибудь четверть часа они уже беседовали так, словно знали друг друга всю жизнь.
В Нью-Йорке они оба принадлежали к одним и тем же кругам, и тот и другой родились в Польше. Шапирстоун достал бумажник крокодиловой кожи и показал Израилю Данцигеру фотокарточки жены, двух дочерей и их мужей (один — врач, другой — адвокат), внуков и внучек. Одна внучка была просто копией Шапирстоуна. Жена Шапирстоуна была толстой, как кастрюля. По сравнению с ней его Хильда — настоящая красавица. Как это мужчина может жить с эдакой уродиной, подумал Данцигер. Впрочем, рядом с такой, как она, наверное, не так одиноко, как с Хильдой. Вокруг таких женщин всегда вьются стайки веселых подружек. Израиль Данцигер никогда не был набожным, но после инфаркта и переезда в Майами он начал мыслить в религиозных категориях. В данный момент он усматривал перст Божий в том, что оказался в кафе одновременно с Моррисом Шапирстоуном.
— Вы играете в шахматы? — спросил он.
— В шахматы? Нет. Я играю в карты.
— И есть с кем поиграть?
— Находятся.
— Вы молодец. А я никого не могу найти. Целыми днями сижу дома в полном одиночестве.
— Почему вы поселились так далеко от центра?
В процессе разговора Моррис Шапирстоун упомянул о гостинице на окраине Майами, выставленной на продажу. Практически новой. Владельцы обанкротились, и теперь банк продавал ее за бесценок. Четверть миллиона долларов наличными — и она ваша. Данцигер меньше всего был готов к заключению деловых сделок, но слушал внимательно. Разговоры о деньгах, кредитах, банках и займах улучшали ему настроение. Стало быть, жизнь продолжается. Израиль Данцигер ничего не знал о гостиничном бизнесе, но кое-какие сведения почерпнул из рассказа Морриса Шапирстоуна. Бывшие владельцы гостиницы разорились потому, что сделали ставку на богачей и слишком высоко подняли цены. А фокус в том, что настоящие богачи вот уже несколько лет как не приезжают в Майами-Бич. Так что ориентироваться следует на средний класс. Один удачный зимний сезон — и ваши инвестиционные затраты полностью компенсированы. Еще надо учесть, что Майами популярен теперь среди латиноамериканцев. Они приезжают сюда в летний отпуск, потому что здесь «попрохладнее». Израиль Данцигер вытащил из кармана рубашки огрызок карандаша. Пока Моррис говорил, он с лихорадочной скоростью записывал цифры на полях газеты и одновременно забрасывал Шапирстоуна вопросами. Сколько в гостинице номеров? Какой доход приносит один номер? Как обстоят дела с налогами? Займы? Зарплата обслуживающего персонала? Для Израиля все это было просто приятным времяпрепровождением, чем-то вроде напоминания, что и он когда-то был в бизнесе. Он почесал висок кончиком карандаша.
— А если у вас неудачный сезон?
— Нужно, чтобы все сезоны были удачными.
— Как этого можно добиться?
— Грамотная реклама. В том числе и в еврейских газетах.
— В гостинице есть конференц-зал?
Пролетел целый час, а Израиль Данцигер даже не заметил. Он деловито перекатывал во рту сигару. Он чувствовал прилив новых сил. Сердце, которое в последние месяцы билось то чересчур быстро, то слишком медленно, теперь работало, как часы. Моррис Шапирстоун вытащил из кармана маленькую коробочку, достал таблетку и проглотил ее, запив водой.
— У вас был инфаркт?
— Два.
— Зачем мне гостиница? Для нового мужа моей жены?
Моррис Шапирстоун ничего не ответил.
— Я хотел бы взглянуть на гостиницу, — сказал Израиль Данцигер после небольшой паузы. — Когда это можно сделать?
— Если хотите, можно съездить туда прямо сейчас.
— Вы на машине?
— Видите красный «кадиллак» на той стороне улицы?
— Красивая машина.
Мужчины вышли из кафе. Израиль Данцигер заметил, что Шапирстоун опирается на трость. Наверное, водянка, подумал он. Инвалид, а туда же — гостиницу покупать. Шапирстоун уселся за руль и включил зажигание. Выезжая на шоссе, он слегка стукнул машину, припаркованную сзади. Но даже не оглянулся. Вскоре они уже мчались по дороге к гостинице. Одной рукой Моррис мастерски вел «кадиллак», другой вытащил из кармана зажигалку. Зажав сигару в зубах, он пробурчал:
— Поглядим. За это денег не берут.
— Верно.
— Если жена узнает, я себе не завидую. Тут же все расскажет врачу, и они вместе устроят мне веселенькую жизнь.
— Вам прописали полный покой, да?
— Ну, а если бы и так? Покой должен быть здесь, в голове. А вот с этим-то как раз проблемы. Лежишь, бывало, ночью без сна, и такая ерунда в голову лезет. А когда встаешь, хочется есть. Жена недавно советовалась со слесарем, нельзя ли поставить замок на холодильник. По-моему, от всех этих диет только хуже. А как раньше-то люди жили? Никаких диет в помине не было. Дедушка, — да покоится он с миром, — садясь за стол, для начала съедал целую тарелку шкварок, так только, чтобы разбудить аппетит. Потом принимался за суп, в котором, знаете, плавали такие кружочки жира, затем съедал хороший кусок жирного мяса, а напоследок еще пирог с салом. Ну и где тогда был холестерин? Дедушка до восьмидесяти семи лет дожил. А умер от того, что поскользнулся зимой на льду. Попомните мои слова, когда-нибудь докажут, что холестерин полезен. Будут выпускать таблетки с холестерином, как сейчас — витамины.
— Хорошо бы так.
— Человек похож на ханукальный волчок. Его раскручивают, и он кружится, пока не упадет.
— На гладком столе он дольше кружится.
— Гладких столов не бывает.
Шапирстоун остановил машину.
— Вот эта гостиница.
Израиль Данцигер только взглянул на нее и сразу все понял. Если и вправду все, что требуется, это выложить четверть миллиона, эта гостиница — фантастическое приобретение. Здание было новехоньким. Наверное, в него вбухали целое состояние. Конечно, она расположена немного далековато от центра, но ведь центр постепенно смещается в эту часть города. Когда-то язычники бежали от евреев. Теперь одни евреи бегут от других евреев. На противоположной стороне шоссе Данцигер заметил кошерный мясной рынок. Израиль Данцигер потер лоб. Его доля будет примерно сто двадцать пять тысяч долларов. Он легко сможет занять эту сумму в банке, предоставив им в качестве гарантии свои ценные бумаги. Не исключено, что он даже сумеет наскрести «наличность», без всякого займа. Вопрос только, нужна ли ему в принципе эта головная боль? Стоит ли вообще играть в эти игры? Ведь это же самоубийство, чистое самоубийство. Что скажет Хильда и доктор Коган? Ведь они его живьем съедят. И Хильда, и сыновья, и дочери, и все остальные. Доведут до второго инфаркта. Израиль Данцигер закрыл глаза и на несколько секунд ушел в себя, пытаясь, как некий провидец, разглядеть собственное будущее. Сознание стало пустым и темным. Он впал во что-то вроде сонного оцепенения. Он даже начал посвистывать носом, как во сне. Вся его жизнь стояла сейчас на кону. Он ждал, что скажет внутренний голос… Уж лучше смерть, чем такая жизнь, пробормотал он наконец.