Я помню случай с мишкой, как будто это было вчера. Я вышел на кухню заварить чай — Анна была не очень хорошей хозяйкой, и многое мне приходилось делать самому. Вдруг раздался крик девочки. Я вбежал в гостиную и увидел Анну, бледную как полотно. «Плюшевый мишка пропал, — сказала она. — Злой дух вырвал его из ее ручек». Я ужасно разозлился и закричал: «Врешь! Ты сама выкинула его в окно!» — «Посмотри», — сказала она. Я выглянул в окно и, конечно, никакого мишки там не было. Мы жили в приличном районе, вещи могли лежать на улице по нескольку дней, и никто бы их не взял. «Значит, ты выбросила его на помойку!» — сказал я. «Пойди проверь», — ответила она. Я обшарил весь дом, но игрушки нигде не было. Даже сегодня я иногда говорю себе, что Анна, скорее всего, его куда-то спрятала, но куда? А главное, зачем? Она редко плакала. Однако в тот раз слезы так и текли у нее по щекам. Я никому еще этого не говорил. Даже после того случая, о котором я вам сейчас расскажу. Меня бы просто сочли сумасшедшим. Какое — то время назад в одной из статей вы упоминали о случае с фермером, который исчез на глазах у жены и детей. Вы помните эту публикацию?
— Да-да. Я читал отчеты об этом происшествии в нескольких журналах.
— Как звали этого фермера? Когда это случилось? — сверкнув глазами, спросил меня Сэм Опал, явно гордясь тем, что помнит написанное лучше самого писателя.
— К сожалению, не помню.
— Я так и думал. А я помню. Его звали Дэвид Ланг. А произошло это в нескольких милях от Галлатина, в штате Теннесси. Я даже дату помню: сентябрь тысяча восемьсот девяностого года.
— У вас замечательная память.
— Дело в том, что ваша статья очень меня заинтересовала. Я решил, что вы, наверное, не сочтете меня сумасшедшим. Между прочим, я даже попытался провести что-то вроде собственного расследования и написал мэру Галлатина. Но он мне не ответил. Так вот, совершенно такая же история произошла с моей женой. Она исчезла средь бела дня здесь, на Манхеттене. Правда, меня в этот момент рядом не было. Мы расстались незадолго до этого перед витриной обувного магазина. Но с таким же успехом я мог бы стоять рядом — от этого ничего бы не изменилось. Она не вернулась домой. О ее исчезновении писали и в вашей и в других газетах. В нью-йоркской полиции, скорее всего, сохранилось это дело, вместе с тысячей других дел о пропавших без вести. Для них это обыденные вещи. И объяснения у них незатейливые: сбежала, похитили, потом еще появилось это словечко «амнезия». Но ни одна из этих версий тут не годится. Вы не могли бы принести мне стакан воды?
Я принес Сэму воды в бумажном стаканчике. В редакции уже никого не было. Все сотрудники, включая репортеров, разошлись по домам. В пятницу газета закрывалась раньше. Сэм Опал сделал глоток воды и спросил:
— Вам известны какие-нибудь подробности дела Дэвида Ланга?
— Нет, но я читал о похожих случаях в книгах по оккультизму.
— А что психологи говорят по этому поводу?
— Психологи просто не принимают их в расчет. Все, что не соответствует их теориям, объявляется ненаучным.
— Это случилось в июне тысяча восемьсот девяносто восьмого года, — сказал Сэм Опал. — Нашей дочери уже исполнилось три года. Да, я забыл упомянуть одну очень важную вещь: Анна жутко боялась потерять Наташу, нашу дочь. Как вы догадываетесь, не я выбрал это имя. Анна на свой лад была русской патриоткой, хотя особых причин любить царскую Россию у нее не было. В общем, она постоянно боялась, что девочка потеряется. Я тоже этого боялся. Если такое могло произойти с игрушкой, почему не с ребенком? Анна практически никогда не оставляла Наташу одну, а когда ей надо было куда-то идти, брала дочь с собой.
День выдался холодным и дождливым. Анна сказала, что ей нужны летние туфли. Мы собирались поехать отдыхать в Катскилл-Маунтенс. У наших соседей была пятнадцатилетняя дочь, которая очень привязалась к Наташе. Девочку звали Дороти. Анна ей доверяла и иногда оставляла Наташу на нее. В том числе и в тот день. А поскольку Анна не знала английского, я пошел с ней. Обычно если уж она заходила в магазин, то всегда что-нибудь покупала — просто чтобы не огорчать продавца. Но когда покупаешь обувь, чувства продавца все-таки не самое главное. Я хотел проследить, чтобы она не купила туфли, которые будут ей потом жать или какие-нибудь такие, от которых магазин мечтает избавиться. Мы жили в богатом районе, на пересечении Второй авеню и Восемнадцатой улицы. Тогда это считалось окраиной. Я в те времена уже работал зубным техником. Это была новая специальность в Америке, и платили за нее неплохо. В округе было полно обувных магазинов. И мы переходили от одного к другому, разглядывая витрины. Вскоре мне все это надоело. У меня была лаборатория прямо у нас дома, и мне хотелось поскорее вернуться к работе. Анна уже купила носки и штанишки для дочери. Она отдала их мне со словами: «Если не найду ничего здесь, может, схожу на Пятую авеню».
Это было последнее, что я от нее слышал. Больше я ее никогда не видел. Поздно вечером я сообщил в полицию. Полицейский, ирландец, воспринял все это несерьезно и посоветовал мне подождать до ночи, а еще лучше до утра. Около часу ночи я опять пошел в участок, и полицейский ночной смены предположил, что моя жена у любовника. Тем не менее он записал мои показания и попросил прийти на следующий день, если Анна не вернется. Я ходил туда несколько недель подряд. Анна как в воду канула. Друзья предлагали объяснения, которые нетрудно предугадать. Может быть, у нее был тайный роман. Может быть, она нашла своего бывшего жениха, Владимира Мачтея, и прежняя любовь вспыхнула с новой силой. Может быть, она решила вернуться в Россию и взорвать царя. От полицейских я узнал, что в Америке из дому убегают не только мужчины, но и женщины. Но все эти версии не имели к нам никакого отношения. Никаких тайных дружков у Анны не было, она любила ребенка, а если бы Владимир Мачтей захотел разыскать Анну, он давно бы мог написать ее дедушке и бабушке. Но ни разу за все время нашего пребывания в Америке мы ничего о нем не слышали. В глубине души я знал трагическую и невероятную правду: Анна по своей природе или судьбе — называйте это как хотите — была обречена терять и теряться. Она теряла деньги и вещи. Она потеряла жениха. Возможно, она потеряла бы и дочь, если бы не потерялась сама. Я сказал «в глубине души», потому что мой ум отказывается признавать такие иррациональные вещи. Что это значит? Как материя может превратиться в ничто? Пирамиды стоят уже шесть тысяч лет и, если не случится какого-нибудь небывалого землетрясения, простоят еще столько же, а может, и десять раз по столько. В Британском музее и у нас, в «Метрополитене», хранятся мумии и прочие артефакты, которым Бог знает сколько веков. Если материя может исчезать, Вселенная — просто сплошной кошмар. По-моему, так. В случае с тем фермером из Теннесси некоторые полагали, что земля разверзлась и поглотила его, как библейского Корея и его общество. Но если бы земля разверзлась в тот день на Второй или Пятой авеню, наверное, исчезла бы не одна Анна.
— Вы думаете, ее похитили демоны?
— Нет, я так не думаю.
Мы помолчали. Потом я спросил:
— Вы женились еще раз?
— Нет. Конечно, мне ничего не стоило оформить развод, но я прожил один все эти годы. В том смысле, что я не был женат.
— Почему? Вы были так привязаны к Анне?
— Дело не в этом. Даже самый верный муж женится снова, если его супруга умирает. Но случившееся со мной не давало мне возможности почувствовать себя свободным. Я надеялся, что все — таки смогу когда-нибудь разгадать эту загадку. Но вот я в конце пути, а так ничего и не разгадал. Испытавший то, что испытал я, не может уже строить планы на будущее, заводить семью, связывать свою жизнь с жизнью другого человека. Я сам потерялся, пусть не физически.
— Может быть, она жива? — сказал я.
— Вы думаете? Тогда ей уже за восемьдесят. Может быть. Почему-то я надеялся, что вы дадите мне какое-то объяснение. Я был бы рад любой осмысленной теории.
— В Книге Бытия сказано, что Еноха не стало, «потому что Бог взял его».