Эти противоречия не так велики, как кажется. Мир един, и занимаясь собой, человек совершенствует его не в большей и не в меньшей степени, чем занимаясь другими людьми или внешними обстоятельствами. В конечном счете всегда можно встать на ту точку зрения, согласно которой человек всегда занимается своим организмом и только им; а изменения, которые он производит во внешнем мире, суть не более чем следствия этих его занятий. Ничуть не хуже и противоположная точка зрения, согласно которой человек всегда занимается внешним миром: или непосредственно, или с помощью воображения и внутренней концентрации — работает в том или ином эгрегоре. Тогда изменения в нем самом всегда суть следствия его внешней работы: например, когда человек служит определенному эгрегору, то его организм меняется соответственно характеру служения — так железные опилки принимают направление магнитного поля.
В зависимости от обстоятельств, можно стоять как на одной из этих двух крайних точек зрения, так и на другой; можно также иметь смешанные позиции, то есть как-то разделять свои занятия: сейчас я занимаюсь собой, а сейчас внешним миром. Принципиального значения это не имеет: балансируя, приводя в порядок и эволюционно развивая свой организм, человек оказывает аналогичное воздействие и на внешний мир, и наоборот. Миссия есть не что иное как наиболее удобный и естественный для человека путь саморазвития и одновременно влияния на мир. В ее пределах человек ощущает себя достаточно комфортно, хотя бы с социальной точки зрения его судьба складывалась неудачно или даже плачевно. Однако свобода воли, существующая на всех телах без исключения, позволяет человеку, во-первых, значительно деформировать свою жизненную миссию, во-вторых, выводить организм в целом на совершенно критические режимы существования, когда становится просто непонятным, на чем держится его равновесие — в этих ситуациях и возникает субъективное страдание, которым переполнен наш мир и которое вовсе не обязано быть его основным содержанием. Таким образом, можно вычленить две принципиально различные причины страдания: первая заключается в сильном отклонении человека от его миссии (например, вследствие поклонения кукольным идеалам), что обязательно через некоторое время приводит организм к критическим перегрузкам, причем не только в атманическом теле; вторая же заключается в непонимании или игнорировании законов тонких планов и характера связей между ними — это тоже приводит к критическим перегрузкам, но они устранимы легче, чем в первом случае.
Поэтому очень важно понимать, что любые усилия по изучению, очищению и совершенствованию своего организма приводят к уменьшению страданий (субъективных и объективных) лишь при условии, что человек исполняет волю атманического тела, или, по крайней мере, не слишком ей противится. В принципе в течение жизни можно существенно изменить все тела организма, в том числе и атманическое, то есть скорректировать свою миссию — но эта работа тоже идет по вполне определенным правилам, и требует много времени и усилий, в ходе которых параллельно атманическим изменениям перестраиваются все остальные тела.
Эпоха Рыб была переполнена атманическим костылями; а те ее периоды, когда этих костылей на всех не хватало, назывались впоследствии историками "смутами", "сумерками богов" и прочими нелестными эпитетами. Каждая религия и даже религиозная ветвь претендовала на единственность своего пути освобождения и утверждала все чужие идеалы кукольными или сатанинскими; общество предлагало человеку стандартизованный жизненный путь, причем миссия понималась как преданное служение тому или иному жесткому социальному эгрегору, а "Бог" всегда воспринимался в рамках определенного формального культа. На немногочисленных людей, пытавшихся следовать своему пути, при жизни смотрели с большим подозрением и старались либо их уничтожить, либо поскорее ввести в "рамки", что за пятьдесят-сто лет всегда прекрасно удавалось.
Бог был далеко и светил слишком ярко — поэтому требовался жрец или священник для того, чтобы приспособить Его к нуждам верующих: ослабить и преломить Его свет применительно к их обстоятельствам. Сейчас, при переходе к эпохе Водолея, атманическая ситуация меняется качественно: на месте пяти — шести главных и очень ярких солнц, соответствующих ведущим мировым религиям и некоторым "атеистическим" идеалам (свобода, научное познание и т. п.) появляется целая россыпь звезд различной величины, гораздо более слабых, чем прежние светила, но не требующих "переводчика" для взаимодействия со средним человеком. Другими словами, религиозное чувство становится менее экзотическим, но и менее стандартизованным, и каждый человек, а не только особо одаренные мистики и святые, может при желании следовать в своей судьбе "воле Божьей" — связи между атманическим, буддхиальным и каузальным телами становятся более чем ощутимыми.
При этом оказывается (поразительное открытие для каждого человека, который его переживал), что моего Бога в наибольшей степени волнует и заботит именно то, на что направлены мои основные душевные силы — хотя Он смотрит на те же предметы и проблемы несколько по-иному.
Отсюда вытекает парадоксальный для минувшей и совершенно естественный для грядущей эпохи вывод: Бог в наибольшей степени находится со мной там, где происходят важнейшие для меня события моей жизни: в семье, на работе, при свидании с любовницей или на демонстрации в защиту китов, и именно в этих обстоятельствах я должен научиться искать Его промысел, или, в терминологии настоящего трактата, главное направление своего жизненного пути.
И поскольку человек существо общественное в гораздо большей степени, чем он сам об этом думает, основным храмом для него окажутся разнообразные коллективы, в которых он будет играть самые неожиданные роли. Роль священника при этом будет исполнять эгрегор коллектива, с которым у человека должна быть прямая связь — иначе он просто-напросто не сможет туда вписаться.
Коллектив — один из основных источников внешней каузальной энергии и одновременно школа самопознания: групповые ситуации складываются специально так, чтобы показать человеку как в выпуклом зеркале то, что он оказывается не в состоянии увидеть в себе сам. Если человек внимателен к этим урокам, он одновременно налаживает отношения сотрудничества с групповым эгрегором (и получает от него повышение в статусе и более ответственные задания), совершенствует свой организм и продвигается по жизненному пути. Если же он недостаточно внимателен и ответственен, эгрегор коллектива переводит его на более грубую и грязную работу, где человек может достичь и освоить более примитивное, но и более устойчивое равновесие своего организма, который пока не справляется с тонкой работой.
Вообще полезно рассматривать любой коллектив, где человек волей судьбы оказывается, как модель его собственного организма, и интерпретировать проблемы коллектива — всех планов — применительно к своим тонким телам. При этом поток внешних событий коллектива — так, как он развернут по отношению к человеку — особенно поучителен в силу большей энергичности происходящего. У человека низкого уровня, плохо понимающего, что такое внутренняя работа, последняя часто идет неосознанно на материале его внешней деятельности в группе — и только потом он внезапно ощущает, как сильно переменилось его каузальное тело и поток событий вокруг него.
Любой коллектив представляет собой очень своеобразный вариант организма, а изучение его тонких тел и взаимодействий между ними интересно не только с конкретно-прикладной, но и с общенаучной точки зрения, поскольку яркие и легко наблюдаемые в одном случае эффекты могут быть почти незаметными, но, тем не менее, весьма существенными в другом. Кроме того, коллективы по своему эволюционному уровню, как правило, гораздо ниже составляющих их людей, но зато гораздо энергичнее — и потому, аналогично зоопсихологии, "коллективопсихология" может много дать для понимания человека, если, конечно, не доводить прямолинейные аналогии до абсурда, как это нередко делается в современной науке. Эволюция управляется не принципом индукции ("какие тенденции наблюдались в прошлом, такие сохранятся и в будущем"), а скорее противоположным, который, в духе Питера, можно назвать принципом крутого поворота, а именно: поворот в развитии наступит гораздо раньше или существенно позже, чем мы предполагали, оказавшись при этом значительно круче и совсем не туда, куда мы рассчитывали. Другими словами, если дорога сейчас идет прямо, а дальше пятидесяти метров ничего не видно, то можно быть абсолютно уверенным в том, что на пятьдесят первом метре она резко повернет в непредсказуемом направлении.