Сегодня ему снова приснился Сережка. Андрей наблюдал за сыном издалека, но видел все в деталях. Сережка в синей курточке и желтой вязаной шапке стоял в луже и смотрел на расходящуюся рябь из-под резиновых сапожек. Из носа текла тонкая, блестящая струйка. Андрей должен был подойти ближе. Он уже достал из кармана платок, чтобы вытереть нос сыну, но не смог сдвинуться с места. Хотел позвать по имени, но побоялся. В который раз побоялся. Метался между страхом и желанием увидеть лицо сына. А Сережка все так же внимательно наблюдал за кругами в луже и совсем не двигался.
Андрей проснулся без четверти шесть и смог разглядеть только синеватый контур высокого шкафа и стул, стоящий поодаль. Из-за опущенных штор в комнате было еще темно, но Андрей знал, что за окном небо уже светлеет. Темно-синее, холодное утро. Андрей встал с кровати и шумно поплелся в ванную. Он знал, что Татьяна все равно не спит и если не вечером, то в любое другое время все ему выговорит. Андрей повернул кран и, набрав в ладони ледяной воды, плеснул себе в лицо. После этих снов он всегда старался сразу проснуться, чтобы запомнить все детали. Но на этот раз что-то не давало ему покоя и дело было не в сыне. Сережка снился ему часто. Иногда они вместе гуляли, иногда ехали в машине. И сын всегда был одет одинаково.
– Синяя курточка, желтая вязаная шапка, – проговорил Андрей вслух. – Сапожки. Сапожки.
Он не помнил цвет детских резиновых сапожек. Вот что было не так. Андрей стоял перед зеркалом, всматриваясь в небритое отражение и никак не мог вспомнить цвет. Шаркающие шаги в коридоре заставили его очнуться и выключить воду. Он быстро вытер лицо мокрым, затхлым полотенцем и вернулся к себе в комнату, услышав, как жена хлопнула дверью в ванную.
Андрей выглянул в окно, осмотрел с шестого этажа пустой, темный двор и начал собираться на смену. Достал из ящика комода старый кнопочный телефон, отключил от сети смартфон и тоже сунул в сумку. В перегоне сигнала, конечно, не будет, зато в обед хотя бы посмотрит сериал, который скачал вечером. Ключи, зажигалка, паспорт, пропуск. Андрей натянул теплые носки, серый свитер и вышел в коридор. Татьяна снова ушла к себе, забыв выключить свет в ванной. Он щелкнул выключателем.
Андрей осторожно миновал обледенелое крыльцо подъезда и пошел к дороге. Утром выпал свежий снег и следы его ботинок у выхода со двора пересеклись только со следами дворовой собаки. Еще спящий город гудел, словно огромная электростанция. Готовился снова взорваться шумом или сгореть от переизбытка напряжения. Белый тротуар вел вдоль голых стволов деревьев куда-то вдаль, теряясь в темноте. Во дворах Андрей заметил ту самую собаку. Пес вынюхивал что-то в замерзших сугробах, боязливо озираясь на устрашающую фигуру Андрея в капюшоне и пуховике. Он не удивился. Встреть Андрей сейчас сам себя идущего навстречу, тоже бы испугался. Когда в город приходит зима, все вокруг надевают черные пуховики, натягивают капюшоны и шапки. И кто знает, что может оказаться там, под ними. Андрей миновал два неработающих фонаря у дороги. Это был его ориентир. Если он проходил эти фонари – это означало, что до остановки совсем недалеко, шагов сто пятьдесят. Наконец показалась остановка, со сверкающей в свете фонарей полосой льда на асфальте. Какие – то шутники залили водой ведущую к ней тропинку. Шмыгая носом, Андрей осторожно, почти не поднимая ног и не вынимая рук из карманов, подошел к краю тротуара и поднял голову в ожидании автобуса. Метро должно было открыться в шесть. Его смена начиналась в семь.
***
В метро Андрей спустился без двадцати пяти семь. У железных дверей на пружинах, плотно покрытых древней краской, стояли несколько мужиков. Один сжимал в руке пластиковый стакан с кофе. От стакана валил пар, а рука мужика сильно дрожала. Он развернулся в сторону Андрея и, зажав ноздрю пальцем, высморкался на снег. Неподалеку, прислонившись к мраморной стене вокзала, надрывался беззубый старик – аккордеонист. Андрей торопливо взглянул на часы и нырнул в переход. В лицо потянуло теплым, сырым запахом подземки, а снег на ботинках тут же превратился в грязную воду. Для Андрея запахи креозота, мазута и солярки были запахами тяжелой работы. Обыватели часто путают их с тем, как пахнет в сыром, заплесневелом подвале. А кому-то этот аромат даже нравится. Андрей лично знал таких людей и всегда удивлялся их странным предпочтениям. Наверняка для них, детей мегаполиса, это было связано с приятными детскими воспоминаниями, когда они ездили с родителями в зоопарк или просто выбраться в город. Мир изменился. В его детстве любимым запахом был запах листьев смородины и дедовской бражки, хотя Андрей справедливо замечал, что и его приятным было назвать весьма трудно. Он шел по переходу вдоль пластиковых киосков с цветами, едой, посудой и еще тысячей мелочей, время от времени отводя плечо назад, чтобы не столкнуться со спешащими навстречу людьми. На эскалаторе Андрей почувствовал знакомую вибрацию и теплый ветер вентиляционных шахт стал заметно сильнее. Он делал это уже сотню раз, но так и не избавился от мыслей о тоннах земли над головой, о давящих, сжимающихся стенах тоннеля, от чувства, что спускается в иной мир. Андрей сбросил с головы капюшон и стянул шапку.