– Тебе не жарко? – спросил Валя. – Может, окно открыть? Я себе приоткрою слегка.
– Нормально, – ответил Андрей.
«Рено» остановилось во дворе девятиэтажки и Валя, кряхтя, вылез из машины.
– Ты подожди. Я мигом, – он заспешил к подъезду, оставив Андрея в машине.
– Большой счастливый человек, – сказал Андрей вслух, наблюдая за тем, как Валя взбирается по обледенелому крыльцу.
Он вышел из машины. Посреди темного двора зажегся одинокий тлеющий огонек его сигареты. Андрей никогда не был в квартире Вали, но все равно не смог устоять от того, чтобы представить себе шумную кухню, на которой его жена обсуждали с дочерью предстоящую свадьбу. И обувную коробку, полную мяукающих котят. Он успел сделать еще пять затяжек, когда у подъезда снова заметил огромную фигуру.
– Вот, держи, – тяжело дыша произнес Валя, вручая ему сверток из старого полотенца. – Этот раньше всех глаза открыл. Мы его Монька называли, но ты можешь назвать, как нравится.
– Монька подходит, – сказал Андрей, выбросил сигарету и принял теплый комок.
– Ну садись, я подвезу.
– Спасибо, Валь, я на метро. Оно как раз уже работает, – Андрею не хотелось снова ехать в машине. – Тут рядом совсем, на углу.
– Да ну куда ты один в такое время-то, – запричитал Валя. – Не дури, мне не сложно.
– Спасибо, Валя, – Андрей высвободил из-под полотенца руку и пожал широкую ладонь Вали, которую тот растерянно подставил.
– Тебе спасибо.
Андрей пошел к дороге, держа на руках Моньку. Город проснулся, содрогнулся и зашумел бесчисленными моторами.
Андрей ехал в вагоне, держа на коленях завернутого в полотенце котенка. Не замечая любопытных взглядов и тянущей боли в затылке, и спине. Руки замерзли, пока он нес его по улице и теперь он старался их отогреть. Монька вертелся на коленях, тихо мяукая. Андрей подумал о том, что котенку сейчас наверняка было так же страшно, как и ему. Он поднес грубые замерзшие ладони ближе и почувствовал трепет крохотного живого сердца.
Когда Таня открыла дверь, он улыбнулся и только сказал:
– Знакомься.
***
План родился не сразу, но Андрей понял, что носил его в мыслях уже не один день. Он постепенно вызревал в сознании и вот наконец показался на свет.
Андрей сидел в полутемной кухне. Перед ним лежал альбом с фотографиями, пока он писал письмо. Валерке он уже написал, и теперь оно лежало в белом конверте, что он купил на почте по дороге домой. Теперь Андрей писал своей жене Татьяне. Он старался писать аккуратно, чтобы подчерк был как можно более разборчивый. От мысли набрать письмо на компьютере Андрей отказался. Так странно, когда хочешь сказать то, что действительно важно, перестаешь доверять технике и вверяешь слова бумаге. Он обдумал содержание обоих писем еще по дороге домой, но все равно писал уже почти час, тщательно подбирая слова и прислушиваясь к тяжелому дыханию жены, спавшей в соседней комнате. Он знал, что с ней, прижавшись к ногам, теперь спит Монька и от этого ему становилось немного спокойнее. Письмо Валерке получилось не такое уж длинное. Многое, что хотел сказать племяннику, Андрей адресовал жене. Жаль, что он так поздно понял, что самым близким человеком для него всегда оставалась именно она.
Он написал последний абзац: «Я знаю, что ты не считаешь, что я виноват в том, что случилось шестнадцать лет назад. Но правда непоколебимая штука. Это я тогда уговорил его сесть за руль и жить с этим для меня с каждым годом становится все невыносимей. Теперь я наконец вижу выход, и я счастлив, что на мгновение увижу сына еще раз».
Когда Андрей поставил последнюю точку, то занес руку для подписи, но передумал. Письмо не было официальным документом и это было совсем ни к чему. Он положил в третий конверт все свои сбережения, в том числе и те, которые берег для Валерки на возвращение в институт. Затем все три конверта уложил в альбом. Андрей знал, что Татьяна обязательно их найдет. Она тоже просматривает эти фотографии не меньше раза в год.
Он сложил сумку еще утром. Положил в нее малярный скотч, ножницы и на всякий случай несколько таблеток нитроглицерина. Его ничего не должно было остановить.
***
Слова, сказанные бригадиром Валей в начале ночной смены, ударили его словно молнией, но доказали – он делает все правильно.
– Разбился Паша, – сказал Валя непривычно тихо. – На машине в «Колосовку» ехал. Говорят, занесло на двадцать третьем километре.
«Хотел уехать подальше от этого города. Подальше от своего страха. От метро. Не успел», – подумал Андрей. Смерть Паши от чего-то совсем его не шокировала. Андрей вглядывался в окружающие его уставшие лица и тоже не видел в них грусти. Только бесконечную усталость и страх. Страх он теперь видел отчетливее всего.