– Человек сказал, что он из ФБР, и потащил меня в южную часть Манхэттена к зданию, где нашли...
На Смитбека неожиданно нахлынули воспоминания.
– Ты сказала, что из ФБР? Не может быть. Только не он. Это невозможно.
– Да, из ФБР. Специальный агент...
– Пендергаст, – закончил за нее журналист.
Пришло время удивляться Норе.
– Ты его знаешь?
– Знаю ли я его?! Да он же присутствует в моей книге об убийствах в музее. Той книге, которую ты, по твоим словам, читала!
– Ах да. Конечно. Как я могла забыть?
Смитбек машинально кивнул. То, что он услышал, настолько его заинтересовало, что он забыл выразить свое возмущение. Итак, Пендергаст снова возник в Нью-Йорке. Конечно, явно не с визитом вежливости. Этот специальный агент ФБР появляется только тогда, когда возникает какая-то угроза. Впрочем, не исключено, что он сам несет с собой неприятности. Как бы то ни было, но Смитбек очень надеялся, что на сей раз последствия его появления окажутся не столь ужасными, как в прошлый раз.
Перед ними возник официант, чтобы принять заказ. Смитбек, собиравшийся ограничиться рюмкой хереса, заказал для себя полноценный сухой мартини. Значит, все-таки Пендергаст. Великий Боже! Как бы Смитбек ни восхищался этим человеком, он бы предпочел, чтобы специальный агент и его черный костюм не покидали Новый Орлеан.
– Расскажи мне о нем, – сказала Нора, откидываясь на спинку стула.
– Он... – начал Смитбек, испытывая столь нехарактерную для него нехватку слов. – Он, мягко говоря, несколько необычен. Южный, полный очарования аристократ с кучей денег. Фамильный капитал. Фармацевтика или что-то в этом роде. Какое место он занимает в ФБР, мне, по правде говоря, неизвестно. Похоже, что ему позволено совать нос во все дела, которые ему нравятся. Он работает в одиночку, и при этом очень-очень хорошо. Как о личности я о нем ничего не знаю. Этот парень – сплошная тайна. Никогда не знаешь, о чем он на самом деле думает. Да что говорить, если я даже имени его не знаю.
– Не думаю, что он обладает большой властью. Сегодня по нему проехались катком.
– Что произошло? – вскинул брови Смитбек. – Чего он хотел?
Нора рассказала журналисту о поспешном посещении захоронения на строительной площадке. Повествование закончилось в тот момент, когда прибыли их кнели с черными трюфелями и сморчками.
– «Моген – Фэрхейвен», – произнес Смитбек, помешивая вилкой густую подливу, чтобы насладиться запахом мускуса и леса. – Это не та команда, у которой возникли проблемы, когда она начала снос зданий без разрешения – в то время, когда там еще оставались жильцы?
– Одна комната на Восточной Первой улице? Кажется, она.
– Отвратительная банда.
– Когда мы уезжали, прибыл сам Фэрхейвен. На лимузине длиной в милю.
– А у вас был «роллс-ройс», говоришь? – рассмеялся Смитбек.
Когда расследовали убийства в музее, у Пендергаста был «бьюик». Появление «роллса» должно было что-то обозначать. Просто так Пендергаст ничего не делал.
– Выходит, что ты путешествовала с шиком. Но все это, как мне кажется, не должно было интересовать Пендергаста.
– Почему?
– Захоронение, конечно, потрясающее. Но преступления произошли более сотни лет назад. С какой стороны древняя история может интересовать ФБР или иные правоохранительные органы?
– Это не обычное преступление. Убиты три десятка молодых людей. Их тела расчленены и замурованы в подземном тоннеле. Это одно из самых массовых серийных убийств в истории США.
Вернулся официант и поставил перед Смитбеком бифштекс с кровью.
– Брось, Нора, – сказал он, хватаясь за нож. – Убийца давно умер. Теперь это всего-навсего исторический курьез. Для газеты из него можно слепить классную статью. Но хоть убей, я не понимаю, с какой стати всей этой историей может заинтересоваться ФБР.
– Билл, по-моему, мы договорились, что это не для печати, – обожгла его взглядом Нора.
– Но это же почти доисторические времена, Нора. У меня получится сенсационный материал. Какой вред он может...
– Не для печати!
– Но хотя бы предоставь мне право первой ночи, когда наступит время, – со вздохом пробурчал Смитбек.
– Ты же знаешь, Билл, что всегда имеешь это право, – фыркнула Нора.
Смитбек усмехнулся и отрезал нежный уголок бифштекса.
– И что же вы там нашли?
– Ничего особенного. Самые обычные вещи. Старинные монеты, гребенку, булавки, бечевку, пуговицы... – Она немного помолчала и добавила: – Правда, там было еще кое-что.
– Выкладывай!
– Это был листок бумаги, зашитый в подкладку девичьего платья. Я никак не могу его забыть.
– И что же там написано? – спросил Смитбек с внезапно обострившимся интересом.
– Не знаю. Мне пришлось спрятать платье, прежде чем я успела посмотреть.
– Ты полагаешь, что платье еще там?
Нора утвердительно кивнула.
– И как они намерены поступить со всем этим барахлом?
– Медэксперт забирает кости, а все остальное, как говорят копы, будет учтено и упаковано. Мне кажется, что они сделают все, чтобы потерять след вещей на каком-нибудь складе. Чем скорее они от них избавятся, тем меньше вероятность того, что территория будет объявлена имеющей археологический интерес. Я знаю, что строители иногда сознательно перекапывают всю площадку, чтобы археологам нечего было исследовать.
– Но это же незаконно. Разве они не должны останавливать строительство, если там обнаружено что-то важное?
– Но если все перерыто с самого начала, то как доказать существование чего-то археологически значимого? Строители каждый день уничтожают десятки подобных памятников.
Смитбек пробормотал несколько слов, призванных продемонстрировать его справедливое негодование столь безнравственными действиями строительных магнатов, и принялся за бифштекс. Он умирал от голода. Нигде в Америке не готовят бифштексы лучше, чем в «Кафе художников». Да и порции здесь приличного мужского размера, не идущие ни в какое сравнение с крошечными, слегка обрызганными соусом сооружениями в центре гигантской тарелки...
– Как ты думаешь, почему девушка зашила письмо в платье?
Смитбек оторвал глаза от тарелки, отпил из бокала красного вина, отрезал кусочек от божественного бифштекса и сказал:
– Любовное письмо, наверное.
– Чем больше я о нем думаю, тем более важным оно мне кажется. По меньшей мере оно может помочь нам узнать, кем были эти люди. Если одежда исчезнет, а тоннель перестанет существовать, нам этого никогда не выяснить. – Нора внимательно смотрела на журналиста, не притрагиваясь к еде. – Теперь я абсолютно уверена, что находка имеет археологическое значение, черт бы их всех побрал!
– Скорее всего, как ты сказала, там уже ничего не осталось.
– Рабочий день шел к концу, а я спрятала платье в глубине ниши.
– Они увезли его вместе со всеми остальными вещдоками.
– Не думаю. В дальней стене ниши было углубление. Туда я и затолкала платье. Они могли его и не заметить.
В глазах Норы загорелся огонек, который ему, увы, доводилось видеть и раньше.
– И не помышляй, Нора! – торопливо заявил он. – Стройка наверняка охраняется, а света там больше, чем на театральной сцене. Даже не думай об этом.
– Ты пойдешь со мной. Ночью. Я должна добыть это письмо.
– Перестань. Тебе даже неизвестно, письмо ли это. Может быть, там всего лишь квитанция из прачечной...
– Даже квитанция может послужить важным ключом.
– Нас там арестуют.
– За себя не ручаюсь, а тебя – точно нет.
– Как это?
– Я буду отвлекать охрану, пока ты будешь перелезать через забор. Твой вид не вызовет никакого подозрения. – По мере того как она говорила, огонек в ее глазах разгорался все ярче. – Да. Ты будешь одет как бездомный бродяга, который... ну, скажем... копается в мусоре. Если тебя поймают, то в худшем случае слегка намылят шею, а в лучшем – просто выбросят с площадки.
Идея Норы возмутила журналиста до глубины души.
– Я – бездомный бродяга?! Ни за что! Бродягой будешь ты.
– Нет, Билл, это не сработает. Я буду проституткой.
Вилка с последним кусочком бифштекса замерла у губ Смитбека.
Нора посмотрела на его изумленную физиономию и сказала:
– Ты закапал соусом всю грудь своего нового прекрасного итальянского костюма.