Колдмун изумленно уставился на него:
– Но как?
– Енох Лонг – мой двоюродный прадедушка. Я унаследовал его особняк на Риверсайд-драйв и обнаружил там Констанс. Она прожила в этом доме сто лет.
– Что? – воскликнул Колдмун.
Пендергаст лишь махнул рукой.
Колдмун покачал головой. Это было невероятно… и все же хорошо соответствовало эксцентричным манерам Констанс, ее старомодным нарядам и речи. Древняя старуха в теле молоденькой девушки… Неудивительно, что она так много знала и говорила на разных языках. Это не укладывалось в голове.
– Об остальном вы можете догадаться сами, – продолжал Пендергаст. – Дьявольский прибор открыл калейдоскоп чередующихся миров, включая город Нью-Йорк приблизительно в тысяча восемьсот восьмидесятом году. Я сам это видел. Несомненно, видела и Констанс, когда отправилась меня спасать. – Он прижал бокал к груди. – Она поняла, что может вернуться в альтернативное прошлое и спасти брата и сестру от смерти. Мне остается только надеяться, что у нее все получится.
Пендергаст умолк. Потрясенный Колдмун осушил свой стакан, и Пендергаст налил ему еще.
– Я ни разу не физик, – сказал Колдмун, – но… так все только запутается. То есть Констанс возвращается, чтобы… – Он снова замолчал, мысленно перебирая возможные последствия. – А если она встретит саму себя?
– Непременно встретит. Однако парадокс только кажущийся. Напомню, что все это происходит в другой, параллельной вселенной, почти идентичной нашей, но не совсем. Что бы там ни случилось, оно никак не затронет нас… особенно после уничтожения прибора, открывающего ворота между мирами. Теперь дверь закрылась.
На последних словах голос Пендергаста сорвался. Ох уж эти его сложные отношения с Констанс…
«Na da ma y azan»[33], – подумал Колдмун, а вслух спросил:
– Что вы собираетесь делать?
Похоже, вопрос удивил Пендергаста.
– Я собираюсь вернуться в Нью-Йорк.
– А как же Констанс?
Пендергаст изменился в лице, отвернулся и осушил бокал.
– Констанс сделала свой выбор.
– Это правда? Она в самом деле ушла?
– Ушла туда, куда я не могу проникнуть вслед за ней. И не хочу. Дать Констанс возможность упокоить древние призраки без моего вмешательства – это все, что я могу теперь для нее сделать. Больше я ее не увижу.