СКАЗКИ ФЕЙ[1]
Ее Королевскому Высочеству, Мадам
Вот вам королевы и феи, которые, осветив счастьем все и вся, что было очаровательного и достохвального в их времена, явились ко двору Вашего Королевского Высочества, чтобы обрести здесь все, что есть самого блистательного и любезного в наше время. Им известно, что во Франции есть одна великая принцесса, все деяния коей должны служить примером и которая сочетает с благородством августейшей крови чудеса доброты и великодушия: им известно, Мадам, что все добродетели в равной мере постарались создать сердце, разум и самое личность Вашего Королевского Высочества. Такие великие принцессы, как Вы, Мадам, несомненно, и дали повод вообразить себе королевство фей: тогда все и решили, что надобны особые гении, которые бы заботились о таких несравненных особах, в коих все волшебно. Если это так, — а сомневаться в этом не приходится, — то Вы сами изволите видеть, Мадам, что у меня были самые веские причины посвятить все эти рассказы о феях Вашему Королевскому Высочеству. Вместе с ними и я осмелюсь поднести Вам этот скромный дар в благодарность за то, что Вы благоволите принять его от меня, и если мне остается еще, чего пожелать, то я не попрошу ни шапки-невидимки, ни красоты Прелестницы[3], а лишь молила бы о таланте, дабы приятно развлечь Ваше Королевское Высочество. Будь мне оказана такая честь, все мои желания были бы исполнены, честолюбие удовлетворено, и я была бы так же счастлива, как если бы все феи на свете наделили меня своими драгоценными дарами. Приношу Вам свою благодарность и всепочтительнейшее смирение, которые и подобают Вам,
МАДАМ,
ТОМ ПЕРВЫЙ
Прелестница и Персинет[4]
или-были король с королевой, и была у них одна-единственная дочка. За несравненные красоту, нежность и ум прозвали ее Прелестницей. Мать души в ней не чаяла. Каждое утро облачали ее в новое платье, то из золотой парчи, то бархатное, а то атласное. Одевалась она великолепно, однако не гордилась и не чванилась. Все утро проводила с учеными, наставлявшими ее в разных науках, а после обеда занималась рукоделием подле королевы. Тогда ей приносили полные вазочки драже[5] и с двадцать горшочков варенья. И повсюду говаривали, что нет на свете принцессы счастливее.
При том же дворе жила очень богатая старая дева по имени Ворчунья. Была она безобразна, с какой стороны ни глянь: волосы огненно-рыжие[6], лицо широкое, толстое и сплошь усыпанное прыщами; из двух глаз, бывших у нее некогда, остался один, да и тот гноился; рот такой большой, будто она весь мир хочет проглотить, но, за неимением ни единого зуба, бояться тут было нечего; а еще по горбу спереди и сзади, и хромала она сразу на обе ноги. Такие-то вот уроды всегда и завидуют всем красивым людям. Она смертельно ненавидела Прелестницу и даже удалилась от двора, чтобы не видеть ее и не слышать о ней, и поселилась в одном из своих замков неподалеку. Стоило кому-нибудь заехать к ней и наговорить о принцессе всяких чудесных историй, как она принималась кричать:
— Неправда, неправда ваша! И вовсе она не прекрасна! Вся она моего мизинца не стоит!
Между тем королева тяжко занемогла и скончалась. Принцесса Прелестница и сама чуть было не умерла с тоски по матушке. Король тоже горько оплакивал такую добрую супругу. С год прожил он затворником в своем собственном дворце. Наконец лекари, опасаясь, как бы он не захворал, предписали ему гулять и развлекаться. Король отправился на охоту, а жара стояла невыносимая, вот и заехал он отдохнуть в первый попавшийся замок.
Тут же герцогиня Ворчунья (а замок этот был ее), узнав о его приезде, вышла навстречу и сказала, что проводит его в самое прохладное место в доме — погреб с крепкими сводами, чистый и приятный. Король последовал за ней и, увидев сотни бочек, стоявших рядами, спросил, неужто все эти внушительные запасы для нее одной.
— Да, Сир, — отвечала она, — для меня одной, но как бы мне хотелось дать отведать и вам: вот «Канарское вино», вот «Сен-Лоран», вот Шампанское, вот «Эрмитаж», «Ривезальт», вот «Россоли» и «Персико», а вот «Фенуйе»[7]. Какое предпочитаете?
1
В оригинале первые четыре тома сказок Мари-Катрин д’Онуа носят заглавие «Contes des Fées», дословно — «Сказки фей». Подобное жанровое определение (правда, несколько видоизмененное — «Contes
2
3
4
Тип сказки, хотя и не без некоторых оговорок: АТ 425 В (Амур и Психея). В творчестве мадам д’Онуа это первая обработка ее излюбленной версии распространенного сказочного сюжета, к которому она будет обращаться неоднократно (см. с. 858–861 наст. изд.). В том же, 1697 г., что и «Сказки фей» мадам д’Онуа, выходит сборник «Сказки сказок» (Les contes des contes) мадемуазель де Ла Форс (1654–1724), а в нем — сказка «Percinette» (в переводе с французского «петрушечка»), где героиня носит женский вариант того же имени, что и герой данной сказки. Перевод этой сказки, под заглавием «Персинетта», см. в Дополнениях наст. изд. Тип сказки де Ла Форс — 310, т. е. о девушке в башне. Героини сказок этого типа часто носят «растительные» имена («Петросинелла», что значит «петрушечка» в сборнике Базиле, «Рапунцель», что значит «репчатый колокольчик» в собрании братьев Гримм). Кроме сходства имен, связи между персонажами разных сказок нет; возможно, д’Онуа таким образом намекает на «подземное» происхождение принца.
Зато Персинет, необыкновенный супруг и волшебный хозяин подземного дворца, заставляет вспомнить Рике с хохолком — подземного принца из одноименных сказок Катрин Бернар (1662–1712) и Шарля Перро (1628–1703). В отличие от героя сказки Бернар, Рике — волшебный помощник у Перро, при своем безобразном облике и необычайном уме, наделен таким добрым сердцем, что принцесса влюбляется в него и выходит за него замуж.
Сюжет об Амуре (Купидоне) и Психее, впервые в европейской литературе обработанный еще Апулеем в романе «Золотой осел» (II в. н. э.), вошел в моду при французском дворе после издания в 1669 г. прозиметрической повести Жана де Лафонтена (1621–1695) «Любовь Психеи и Купидона» (Les Amours de Psyché et de Cupidon) и постановки в 1671 г. в Тюильри «Психеи» — трагедии-балета Ж.-Б. Люлли на либретто, написанное Мольером в соавторстве с П. Корнелем и Ф. Кино. Эта постановка способствовала популярности истории об Амуре и Психее во французской придворной среде. Сказка мадам д’Онуа, в свою очередь, открыла целую серию французских литературных сказок, сюжетно близких к этой истории.
5
6
7