— Увы, моя прекрасная принцесса, — говорила она, — как я была счастлива в вашем дворце! Смогу ли жить вдали от вас? Знай вы о моем злоключении, уж послали бы своих амазонок[37] за несчастной Абрикотиной.
Услышав такое, Леандр без промедления ухватил державшего ее вора и привязал к дереву, а злодей не успел даже пикнуть, ибо не видел, кто его привязывал. На его крики прибежал еще один и, запыхавшись, поинтересовался, кто это его так приторочил.
— Знать не знаю, — ответил тот, — я никого не видел.
— Это всё твои отговорки, — сказал другой, — а мне-то давно известно, какой ты жалкий трус — вот чего ты заслуживаешь. — И он дал ему двадцать ударов кнутом.
Дух изрядно позабавился, слушая крики несчастного, затем связал и второго вора, схватив его за руки и повернув лицом к приятелю. Не преминул он и попенять ему:
— Что, храбрец ты этакий, тебя-то кто связал, а? Ты-то сам теперь разве не жалкий трус?
Тот смолчал, лишь опустив голову со стыда и все думая, как так вышло, что он связан, а вокруг никого нет.
Абрикотина же, улучив момент, побежала, сама не зная куда. Леандр, потеряв ее из виду, трижды окликнул Серебряного, а тот, поспешая к хозяину, нанес пару ударов копытами двум преследовавшим его ворам: одному разбил голову, а другому сломал три ребра. Так хотелось догнать Абрикотину, ибо Духу она показалась очень милой; пожелав оказаться рядом с нею, он в тот же миг ее и увидел, да еще такой усталой, такой усталой, что ей пришлось к дереву прислониться — ее даже ноги не держали. Завидев бодро скакавшего Серебряного, она воскликнула:
— Славно, славно, вот милый конек, который отвезет Абрикотину во Дворец Удовольствий.
Дух слышал ее, а она-то его не видела. Он подскакал, Серебряный встал, и она вскочила ему на спину; тут Дух крепко обнял ее и к ней прижался. О! Как испугалась Абрикотина, почувствовав рядом невидимку! Не смея шевельнуться, закрыв глаза и лишившись речи, она боялась, что это призрак. Принц уж хотел положить ей в рот лучшие в мире драже[38] — ведь ими всегда были полны его карманы, — но она даже зубов разжать не смогла, так ей было страшно.
Наконец он снял свою шапочку и сказал:
— Отчего же вы, Абрикотина, столь робки и пугливы — ведь это я вырвал вас из рук похитителей!
Тут ее глаза раскрылись.
— Ах, господин, — обрадовалась она, — так это вы, мой спаситель! А то мне страшно было рядом с невидимкой.
— Я не невидимка, — ответил он, — а не замечаете вы меня потому, что у вас, должно быть, глаза болят.
Абрикотина хоть и была весьма умной, но этому поверила. Леандр спросил, сколько ей лет, из каких она краев и как оказалась в руках похитителей.
— Я должна удовлетворить ваше любопытство, ибо слишком многим вам обязана, — промолвила она, — однако, господин, поедемте же скорее дальше, и я расскажу вам все по дороге.
Некая фея, не имевшая себе равных в учености, весьма увлеклась одним принцем, а поскольку она одна из всех фей оказалась столь влюбчивой, то и вышла за него замуж, не слушая подруг, твердивших ей, что она дурно поступает по отношению к миру фей. Тогда они просто изгнали ее, и ей оставалось лишь построить большой дворец невдалеке от их королевства. Принца же, за которого она вышла замуж, приводило в бешенство, что жена знает о каждом его шаге, — вот она ему и надоела. Стоило ему лишь бросить взгляд на другую даму, как она устраивала дома настоящий шабаш[39] — любое самое милое создание превращала в страшилище.
И в одно прекрасное утро сей принц, не вынеся такого избытка нежных чувств, оседлал коня и припустил от нее так быстро, как только мог; уехал куда подальше и доскакал так далеко, что забился там в расщелину скалы и думал, что уж теперь-то она его не найдет. Это не помогло; фея, догнав его, сообщила, что она на сносях и умоляет его вернуться, что денег, лошадей, собак и оружия у него будет вдоволь, а она еще и построит манеж и заведет во дворце игры с мячами и шарами, чтобы его развлечь. Это его, однако, не убедило — он от природы был упрям и свободолюбив. И как ведь нагрубил-то: назвал ее и кровосоской, и старой каргою.
«Радуйся же, — сказала она в ответ, — что я умней тебя, дурака; да захоти я только — и быть тебе котом, вечно орущим в водосточных канавах, или гадкой жабой, барахтающейся в грязи, а то совой или тыквой: но я поступлю с тобою еще хуже — оставлю тебя здесь вместе с твоим сумасбродством. Сиди же в дыре своей, в темной пещере с медведями, да кликни местных пастушек себе в компанию; авось поймешь когда-нибудь разницу между нищенками да крестьянками и мною — а я фея такая, что стоит мне захотеть, и я милей всех».
37
39