Ее трон был выточен из цельной жемчужины, лежащей в глубине раковины; принцесса с комфортом на нем восседала; и слева, и справа он был обрамлен гирляндами рубинов и бриллиантов, но и это великолепие затмевала несравненная красота самой принцессы. Выглядела она совсем как ребенок, зато манеры отличались изысканным воспитанием, как у цветущих молодых дам. Ничто не могло сравниться с нежной живостью ее глаз: невозможно было найти в ней ни единого изъяна; она любезно улыбалась фрейлинам, которые в тот день нарядились нимфами, чтобы ее развлечь.
Не найдя Абрикотины, принцесса спросила, куда та подевалась. Нимфы ответили, что искали ее, но безрезультатно. Дух же, сгорая от нетерпения вступить в беседу, сказал голосом попугая (ибо в комнате их было много):
— Милая принцесса, Абрикотина скоро вернется; ее могли похитить, если бы не молодой принц, который ее спас.
Принцесса удивилась столь разумному ответу птицы.
— Вы очень милы, попугайчик, — отвечала она ему, — но, кажется, ошибаетесь; вот вернется Абрикотина — смотрите же, она вас отхлещет.
— Меня не отхлещут, — возразил Дух, все еще подражая попугаю. — Напротив, она расскажет вам о страстном желании этого незнакомца попасть к вам во дворец, дабы разрушить ложные представления, которые вы составили о всей мужской половине.
— Поистине, попугай, — воскликнула принцесса, — жаль, что вы не всегда такой милый, а то как нежно я бы вас полюбила.
— Ах! Если, чтобы вам понравиться, нужно всего лишь разговаривать, — ответил Дух, — что ж, буду болтать без умолку.
— Что ж такое, — продолжала принцесса, — да поклянитесь сперва, что этот попугай не колдун?
— Скорее влюбленный, — сказал он.
В этот миг вошла Абрикотина и бросилась в ноги своей прекрасной госпоже: она поведала ей о приключении и живо описала портрет принца с весьма выгодной стороны.
— Я ненавидела бы всех мужчин, — добавила она, — не встреть его. Ах, сударыня, как он очарователен! Во всем его виде и манерах есть нечто благородное и остроумное; и поскольку все им сказанное бесконечно меня радовало, то, думаю, я поступила правильно, что не привела его сюда.
Принцесса ничего не ответила, продолжив расспросы о принце: не знает ли Абрикотина, как его зовут, из каких он краев, кто по происхождению, откуда явился и куда направлялся — после чего погрузилась в глубокую задумчивость.
Дух за это время успел осмотреться и сказал тем же птичьим голоском:
— Абрикотина неблагодарна, сударыня. Этот несчастный странник умрет с горя, если не увидит вас.
— И что же, попугай? Пусть себе умирает, — вздохнула принцесса, — а тебе, глупой птице, которая смеет тут рассуждать как существо разумное, я запрещаю говорить мне об этом незнакомце.
Леандра обрадовало впечатление, оставленное у принцессы рассказом Абрикотины и речами попугая; он так любовался хозяйкой острова, что позабыл клятвы никогда уж больше не влюбляться: кокетка Блондина тут не могла идти ни в какое сравнение. «Возможно ли, — говорил он сам себе, — чтобы такое совершенство природы, такое чудо наших дней вечно оставалось на острове и ни один смертный не смел бы к ней приблизиться! Но, — продолжал он, — что мне за дело до других, если уж попасть сюда так повезло мне, если я вижу, слышу ее, восхищаюсь ею и уже без памяти люблю?»
Было поздно, принцесса прошла в зал из мрамора и порфира, где воздух приятно освежало множество бьющих фонтанов. Как только она вошла, заиграла благозвучная музыка и подали роскошный ужин. Вдоль стен располагались вольеры с редкими птицами, за которыми ухаживала Абрикотина.
За время своих странствий Леандр научился подражать птичьему пению, и он принялся посвистывать как те птицы, которых здесь не было. Принцесса послушала, огляделась с восхищением и, встав из-за стола, подошла поближе. Дух защебетал вполовину громче и звонче; подражая голосу кенара, он пропел стихи, вдруг пришедшие ему на ум: