Король и принц, вежливо поклонившись, сказали:
— Сир, мы прибыли из дальних краев преподнести вам сей прекрасный портрет.
Тут они вынули из сундука большой портрет Розетты; всмотревшись в него, король павлинов воскликнул:
— Я не могу поверить, что на свете есть такая прекрасная девушка.
— Она еще в сто раз краше, — отвечал король.
— Ах! Вы шутите, — обиделся король павлинов.
— Сир, — сказал принц, — мой брат — король, как и вы; наша сестра, чей портрет вы видите, — принцесса Розетта: мы пришли к вам ее посватать: она красива и умна, и мы дадим за ней в приданое буасо[73] золотых экю.
— О да, — сказал король, — я охотно женюсь на такой, и ни в чем не будет ей отказа, а уж как я любить ее стану; да только если хоть в чем-то окажется она хуже своего портрета, то я прикажу вас убить.
— Что ж, годится, — сказали братья Розетты.
— Ах, вам это годится? — подхватил король. — Тогда ступайте в темницу и оставайтесь там, покуда не прибудет принцесса.
Принцы сделали это без возражений — ведь они-то не сомневались, что сама Розетта еще прекрасней своего портрета.
Пока они сидели в темнице, король приказал прислуживать им наилучшим образом; он часто их навещал, а в его замке висел тот самый портрет принцессы, от которого он так потерял голову, что не спал ни днем, ни ночью. Братья же отправили ей из башни письмо с повелением побыстрее приехать, ибо король павлинов ее ждет; однако ж не сообщили, что они узники, чтоб она ни о чем не тревожилась. Принцесса, получив это известие, от восторга была вне себя; всем рассказала, что король павлинов нашелся и хочет взять ее в жены. Зажигали огни, палили из пушек, повсюду ели конфеты и сладости, а всему приходившему народу целых три дня раздавали хлеб с маслом и вареньем, побрякушки и сладкое вино. Проявив такую неслыханную щедрость, Розетта оставила своих красивых кукол добрым подругам, а королевство брата — старым мудрецам, наказав им тратить поменьше, а дани к возвращению короля собрать побольше, а еще умоляла их беречь своего павлина, да и пустилась в путь, взяв одну лишь кормилицу да свою молочную сестру с зеленым песиком Непоседой.
Они отправились по морю на лодке, везли мешок золотых экю и нарядов, которых хватило бы, чтоб десять лет менять их по два раза в день, а сами лишь смеялись да пели. Кормилица спрашивала у лодочника:
— Да близко ли, близко ли оно, королевство павлинов?
— Да нет же, — отвечал он ей.
Она все за свое:
— Да когда же? Когда же?
— Скоро, — отвечал он ей, — скоро.
Тут она и в третий раз:
— Подплываем? Подплываем?
Он ответил:
— Да, да.
Едва он вымолвил это, как кормилица присела рядом и шепнула:
— Захоти только — и навсегда станешь богатым.
— Хочу, — отвечал он.
— Пожелай только — и получишь много пистолей, — продолжала она.
Он ответил:
— Я большего и не желаю.
— Тогда, — сказала она, — этой ночью, пока принцесса будет спать, ты поможешь мне сбросить ее в море. Она утонет, а я одену свою дочь в ее прекрасные одежды, и мы отведем ее к королю павлинов, который сразу на ней женится, а ты в награду получишь столько бриллиантов, сколько сможешь унести.
Лодочник предложению весьма удивился: очень жаль ему было топить такую красавицу, но старуха достала бутыль вина и так его напоила, что он ни слова против не смог вымолвить.
Когда наступила ночь, принцесса, как обычно, отошла ко сну; ее маленький Непоседа мило почивал, развалившись на постели, не шевеля ни передними, ни задними лапами. Розетта крепко спала, когда злая кормилица, которая ложиться и не думала, пошла за лодочником. Она втолкнула его в покои принцессы, затем, стараясь не разбудить, они подняли ее вместе с пуховой периной, подушкой, простынями и одеялами; молочная сестра суетилась, во всем им помогая: и они бросили все это в море, а принцесса спала так сладко, что не проснулась.
Но, к счастью, ее перина была сделана из перьев птицы-феникса, весьма редких и имеющих свойство не тонуть в воде, так что принцесса плавала на постели, точно в лодке; однако вода мало-помалу намочила перину, затем подушку. Тут Розетта испугалась, что описалась в кроватку[74] и ее будут за это бранить.
Поскольку она ворочалась с боку на бок, Непоседа проснулся; своим превосходным нюхом он почуял треску и морских языков прямо у себя под носом и принялся тявкать, да так громко, что перебудил всех рыб: а те и давай вовсю резвиться, толкаясь головами в принцессино ложе, которое заходило ходуном и крутилось как волчок. Ну и ну! И удивлена же была Розетта! «Наша лодка пляшет на волнах? — говорила она себе. — Мне никогда еще не было так неуютно, как этой ночью».
73
74