И здесь ответ следует искать в его собственном шатком положении. Не нужно забывать, что организации футувва[359] возникли в процессе феодализации халифата как средство защиты жителей городов от насилия хозяев страны. К футувве могли примыкать все, кто так или иначе был недоволен халифатом. Недаром в это время между суфизмом и исмаилизмом существовала непрерывная связь. Это тяготение Кей-Кавуса к своим, казалось бы, идеологическим противникам, весьма вероятно, объясняется тем, что в случае решительного столкновения с новыми хозяевами страны он мог рассчитывать именно на их поддержку и потому и старался как можно лучше изучить их взгляды и обычаи.
Итак, противоречивость „Кабус-намэ“ теперь понятна. Иначе и не мог писать человек, судьба которого сложилась таким образом. Это интересная параллель к „Шах-намэ“. Фирдоуси воспринял гибель своего класса трагически и предал его грозному проклятию. Кей-Кавус не хочет сдаваться, он ищет путей тем или иным способом хотя бы сохранить существование, пусть в иной роли, чем он привык играть в жизни. Это обстоятельство и придает такую исключительную ценность этой замечательной книге. Картина феодального быта, даваемая книгой, необычайно полна и разнообразна. Нас посвящают в такие детали быта, которые мы тщетно искали бы у историков. Всякому, кто занимается историей таджикской и персидской литератур, необходимо с этой книгой познакомиться. Это позволит рассматривать произведения придворной поэзии не абстрактно, вне времени и пространства, как делается в большинстве случаев, а ощущая реальную почву под ногами. Многое в этой поэзии тогда сделается понятным и перестанет казаться сухой формулой.
Для историка внимательное изучение книги также принесет немалую пользу. Припомним, например, советы об организации многоплеменной дружины, явно отражающие прогрессивную для того времени мысль о борьбе с делением по родам в военной организации.
Ценные свойства книги усугубляются необычайно приятным тоном речи ее автора. Мягкость, юмор и несомненная нежность к сыну придают книге интимный тон, производящий впечатление личной беседы с автором. Особенно хороши рассказики, которые, несмотря на отсутствие поэтических украшений и крайнюю простоту языка, изложены необычайно увлекательно. Они показывают, что искусство рассказа, которым, несомненно, отличались мастера сасанидской прозы, не угасло и в XI в.
Такой человеческий документ, как эта книга, позволит придать конкретность тем страницам истории народов нашей великой страны, где будет идти речь о ее восточных республиках.
Е. Бертельс
[О СОБСТВЕННЫХ ИМЕНАХ][360]
Читателю, не знакомому с системой собственных имен Ближнего Востока, многое в ней может казаться странным. На самом деле эта система довольно проста. Имя состоит из следующих частей: 1) лакаб (почетное прозвание, титул), например Иззаддин (почет веры); 2) кунья — почетное прозвание по имени сына, состоящее из арабского слова абу (отец) и имени сына, например Абу-л-Касим (отец Касима); кунью иногда давали малолетнему, так сказать, „в счет будущего сына“; 3) исм — самое имя — Хасан, Хусейн, Асад и т. п.; 4) имя отца, присоединенное к имени через арабское ибн (сын), например Ибн-Мухаммед. За этим может идти имя деда, прадеда и т. д.; 5) нисба, прилагательное, означающее место, откуда происходит данное лицо, —Ширази, Исфахани, Бухарайи и т. д. К этому может присоединяться прозвание по профессии, какому-либо внешнему признаку и т. д., но это не обязательно. Надо заметить, что арабское абу в Иране и Средней Азии очень часто (особенно в широких массах) применялось в усеченной форме Бу. Так, Бу-Тахир — то же, что Абу-Тахир. В этих же странах арабское ибн могло заменяться просто звуком -и- между именем отца и сына (Насир-и-Хосров — то же, что Насир ибн-Хосров). В Средней Азии ибн часто читают и произносят в форме бинни.
Так как книга рассчитана на более или менее широкие круги читателей, то провести в ней какую-либо единую систему транскрипции или транслитерации не было возможно. Имена собственные даны в соответствии с традицией русского классического востоковедения. Подлинный текст дается применительно к начертанию современного таджикского литературного языка, но с некоторым упрощением (без применения специальных знаков, которые могли бы только затруднить русского читателя).
359
Футувва — букв.: „рыцарство“, позднее обозначение ремесленных организаций взаимопомощи. У суфиев этим термином обозначается старание человека „предпочитать во всем себе других“.